Трилогия о Вратах: Солнце и тень Аурелии (СИ)

Задумчиво смотрю Ксавьеру вслед. Логика в словах Парисса есть. Но мне… нравится, как это звучит. «Ксавьер». Ещё бы он при этом на коленях не стоял…

Веду плечами, пытаясь избавиться от фантазий, которые накатывают солёной волной. У раба такие руки… жилистые… Так и хочется ощутить их на своих плечах.

Тут стоит сказать, что Закари был прав. Я предпочитаю мужчин. Мне нравится, когда тот, кто рядом со мной, сильнее меня. Когда можно облокотиться на его плечо. Правда, по большей части мне не везёт, и размер плеча оказывается прямо пропорционален козлиности его владельца. Так что я давно оставил активный поиск для тех, у кого запросы пониже.

— Садитесь, — решительно предлагаю я, указывая на пару диванов по обе стороны от зеркального столика и два кресла, стоящие по бокам. Видимо, тот, кто подбирал мне этот дом, заранее знал, какие компании будут сюда ходить.

Ребята, хихикая и подёргивая поводки рабов, располагаются по местам. Невольно всплывает аналогия с маленькими чихуахуа, которые были в моде на Земле несколько сотен лет назад. Правда, аурелианцы явно предпочитают питомцев покрупней. Мне кажется, или Лайза своему рабу начинает за ухом чесать?

Поспешно смаргиваю, отгоняя наваждение. Но всё равно остаётся ощущение, что ко мне в гости приехал зоопарк — и ещё вопрос, какая его часть опаснее для людей.

Пока девчонки завязывают непринуждённый разговор, появляется Ксавьер с подносом в руках. На подносе всё безупречно — как и было заказано: вермут, вино, бокалы на всех. Нарезки ручной работы — у меня в холодильнике всё было в брусках. Аккуратненько так… когда только успел?

Начинает расставлять содержимое подноса на столе. Хоть по комплекции и не скажешь, с сервировкой он явно знаком. Внутренне подбираюсь от мысли, как мне повезло. А в следующее мгновение Парисс интересуется:

— А где хлеб?

Не вижу на подносе ни малейшего места под него.

Первый порыв — сходить самому, но Ксавьер уже говорит:

— Сейчас принесу.

Спокойно так, без вызова, но мне жутко нравится его тон. От него мурашки бегут по животу. Такое чувство, как будто всё за тебя уже решено.

Ксавьер шагает в направлении кухни, я полуинстинктивно очерчиваю взглядом контуры его мощной фигуры. Взгляд опускается вниз, и я вижу тяжёлый, по моде отделанный металлом ботинок Кларка, наступивший на обнажённую ступню.

— Сначала прощения попроси. И на колени встать не забудь.

Началось.

Подавляю первое желание броситься вперёд с криками «Не смей трогать мою вещь, урод!». Конспирация и дипломатичность, чтоб его, прежде всего.

— Кларк, — сам не ожидал такого ледяного тона от себя. — С тобой Иза хотела поговорить.

Кларк, отвлекаясь от своего развлечения, принимается оглядываться по сторонам — Иза как раз шмыгнула в туалет для гостей, но он этого не заметил, в отличие от меня.

— Кажется, на веранду пошла, — говорю я, и, поднявшись, Кларк бросается следом за ней. Напоследок не забывает припечатать обнаженную ногу Ксавьера посильней, так что у меня внутренне содрогается всё. Но властного господина уже не узнать — сам на коленках ползать готов.

Надо бы разобраться с ногой… Вдруг повредил…

Но когда оглядываюсь на Ксавьера, того уже нет, зато Закари подзывает меня к себе, предлагая присесть.

— Кларк, вообще-то, был прав, — негромко говорит он, — нельзя позволять рабу так говорить с собой.

Парисс, однако, слышит. Почему-то облизывается и включается в разговор.

— И смотреть. Ты видел, какой у него взгляд?

Хмурюсь.

— Мне что, его наказывать за один только взгляд?

— Конечно! — хором отвечают мне все вчетвером. Потом Лайза с улыбкой достаёт из сумочки кнут, — Это, кстати, тебе. В дополнение к первому подарку, так сказать.

С недоумением смотрю на кнут.

— У меня же жезл есть.

— Жезл — не комильфо! — поясняет вынырнувшая откуда-то Иза. Подхватывает за поводок своего раба и тянет, заставляя ползти за собой к креслу. Обращаю внимание, что все рабы и правда передвигаются на коленях — кроме моего.

— Почему обязательно на коленях? — спрашиваю я, и пять недоумевающих взглядов устремляются на меня.

— Чтобы всегда знали, кто здесь раб, а кто человек! — отвечает Иза за всех.

У меня начинает кружиться голова. Есть, наверное, какой-то предел способности человека к толерантности и впитыванию обычаев других культур. Даже доказывать не хочется ничего. Впрочем, смотрю в глаза Изиному рабу… видел его уже много раз. И, судя по лицу, ему абсолютно всё равно.

— Пальчик натёрла, — жалуется госпожа, и тот без дальнейших понуканий принимается расстёгивать ремешок её босоножки на высоком каблуке. Иза не забывает играючи выдёргивать ножку и иногда бить его пальцами по щекам. Очевидно, раб знает эту игру и не пытается возражать.

«Ну и чего ты лезешь со своим уставом в чужой монастырь?» — напоминаю я себе. Усаживаюсь, но взгляда от происходящего не могу отвести.

— Эй, как тебя там, — слышу голос Доминика, — не видишь, господин хочет, чтобы его так же приласкали?