Тринадцать

— Добрый день, меня зовут Серафим Дмитриевич Мирутин. Я — бывший следователь этого управления, которого попросили разобраться во всех хитросплетениях дела. Думаю, что долго вас не задержу. А работу мы построим так. Сначала я попрошу каждого из вас представиться и сообщить, чей он родственник из погибших, после чего приступлю к постановке своих вопросов. Договорились? Присутствующие закивали.

Тогда начнем с Ввас, — обратился он к пожилому седому мужчине в сером шерстяном свитере и черных брюках, сидевшему с самого края. Его аккуратная короткая стрижка, ястребиный нос и отутюженные брюки позволяли сыщику сделать предположение, что это бывший военный, причем вышедший в отставку в немалом чине.

— Вершинин Сергей Серафимович, — поднявшись со своего места громким голосом, четко доложил он. — Полковник в отставке, проживаю в городе Чехове Московской области, отец Екатерины Милютиной.

Сидевшей рядом с Вершининым женщиной, примерно его ровесницей, в видавшей виды длинной белой шерстяной кофте, оказалась мать Олеси Казанцевой — Александра Антоновна Древко.

За ней следовали жена Захара Викторова — Наталья Викторова, мать Дмитрия Афиногенова — Валентина Евграфовна Чувилина, жена Артема Шкандыбы — Антонина Федоровна, сестра Максима Коробченко — Зоя Голенихина и, наконец, сын судьи Стеклова — Георгий. Последний сидел отдельно от других потерпевших и Серафим сделал вывод, что другие его товарищи по несчастью знают, что убийства их родных на острове совершал его отец.

— Можно вопрос? — не поднимаясь, спросил Мирутина Вершинин. — Скажите, а зачем вы нас тут собрали? Мы все уже давали свои показания и не раз. Что даст это вот наше собрание?

— Ваш вопрос мне понятен, — ответил Серафим, вытянув вперед положенные на стол руки и сцепив их в замок. — Дело в том, что ваши показания я прочитал. Но, во-первых, у меня остались к некоторым из вас вопросы. А, во-вторых, когда каждый из вас дает показания следователю один, он рассказывает ему свое субъективное видение того или иного момента. Но когда вы собраны вместе, то, возможно, остальные смогут поправить говорящего, обратить его внимание на то, что тот в чем-то заблуждается. Однако, несмотря на то, что коллективный допрос действующим законодательством не предусмотрен, он остается очень эффективным способом расставить все точки над «и». При этом, преимуществом коллективного допроса является то, что свидетели сообща приходят к единому мнению и, что немаловажно, очень быстро. Я удовлетворил ваше любопытство?

— Вполне, — осмысливая услышанное, произнес старый полковник.

— А теперь перейдем к делу.

Серафим включил диктофон и в течение часа задавал присутствующим вопросы и записывал в блокнот их ответы. Первые полчаса его интересовали обстоятельства дела Антона Магницкого и его слушания под председательством судьи Стеклова. Вторая часть беседы была посвящена обстоятельствам дела о гибели их родственников. Мирутина интересовало все: кто и каким образом предлагал погибшим участвовать в программе НТВ «Стань артистом», что им рассказывали невинно убиенные жертвы перед отправкой в Грецию, кто организовывал получение ими виз и их отправку и много чего еще.

Наконец, прочитав все свои записи, Серафим, поднял глаза и задал еще один вопрос. Этот вопрос он всегда задавал в свою бытность работы следователем по всем делам, совершенным в условиях неочевидности.

— Это будет мой последний вопрос к вам. Пожалуйста, подумайте и скажите, не было ли каких-то странных обстоятельств или совпадений в обоих уголовных делах. Может быть, таковые каким-либо образом связывали эти дела между собой. Я вас не тороплю, подумайте и скажите. Если нет, то большое всем спасибо и все свободны.

Бывшие присяжные заседатели стали подниматься со своих мест, намереваясь покинуть помещение зала, но в этот момент, сидевший до этого в глубоких раздумьях Вершинин, вдруг встал и громко произнес, заставив остальных со своим уходом немного помедлить.

— Не знаю, насколько это имеет значение, но лично мне показалось достаточно странным то, что оба дела: и в отношении Магницкого, и по факту убийства наших родственников вел один и тот же человек — следователь Оловянный. Я точно это помню, поскольку, когда мы в совещательной комнате выносили вердикт Антону Магницкому, я брал это дело и видел, что следственные действия были проведены Оловянным. Фамилия, знаете ли, редкая, к тому же и инициалы, если мне не изменяет память, были такими же, как у Никиты Ивановича, который меня допрашивал по этому делу.

— Спасибо, — кивнул ему Мирутин, стараясь не выдать своего волнения. А про себя подумал: «вот это новость, неужто, невнимательность к столь важным обстоятельствам дела, как явная непричастность к убийствам судьи Стеклова и другие странности могут объясняться чем-то большим, чем низкая квалификация следователя, ведущего дело?»