Тринадцать

Я поймал себя на том, что мне трудно сосредоточиться на жертвах – этих мужчинах и женщинах, смотрящих на меня со стеклянной стены. Жизнь каждого была беспощадно и жестоко оборвана. У них были родители, друзья, у некоторых даже дети. Масштаб нанесенных убийцей опустошений просто не укладывался в голове. Я уселся за свободный стол. Комната уже гудела от федералов. Даже просто мимолетного взгляда на всю ту боль, которую причинил этот человек, было слишком много, чтобы безболезненно поглотить ее в себе без остатка – она была как пожар, пылающий где-то на горизонте. Лица его жертв словно тлели, раскаленные докрасна. Казалось, что, если я подойду слишком близко или слишком пристально всмотрюсь в одно из этих лиц, этот огонь поглотит меня целиком, и гореть мне в нем до скончания моих дней.

Дилейни отличалась будничной отстраненностью правоохранителя. На лица жертв она смотрела клиническим взором.

– Как вам это удается? – спросил я.

– Что?

– Спокойно смотреть на все это. Как будто это вас ничуть не трогает.

– О, еще как трогает! – отозвалась она. – Вы уж мне поверьте. Видеть перед собой все эти мертвые тела, сознавать весь масштаб происходящего – чудовищная мука, и можно просто угодить в дурдом, если хоть немного дать слабину. Так что смотрю я не на это. Рассматривая такие фото, я изучаю не жертву – я изучаю убийцу. Пытаюсь понять, что им движет, или приметить характерную «подпись», или отыскать какого-то рода след. Нужно абстрагироваться от всех этих ужасов и постараться разглядеть монстра, скрывающегося за ними.

Мы на какое-то время погрузились в молчание. Я все думал про всех этих людей.

– Итак, он еще не сказал тебе, как собирается прищучить этого гада? – услышал я голос Харпер.

Я и не заметил, как она подошла. В руках у нее был бумажный стакан купленного навынос кофе размером с небольшое ведерко – даже руки ей оттягивал. Харпер поставила его на стол, присела рядом со мной.

– Пока что нет, – ответила Дилейни.

По правде говоря, я был далеко не уверен, что все это выгорит. Шансы были крайне невысоки, хотя, проведя ночь над размышлениями про Долларового Билла, я почти не сомневался, что понял его суть.

– Мне кажется, что истинные цели – это люди, которых Долларовый Билл подставил за собственные убийства. И которых он помечает на банкнотах. Пометок три. Могу предположить, что стрела – это собственно жертва. Оливковая ветвь – общество, которое поймало и осудило преступника. То есть того человека, которого подставил Билл, естественно. Звезда – это штат. Наверняка так. А теперь представьте себя на месте этого человека.

Харпер сделала большой глоток кофе, а Дилейни сложила руки на груди и откинулась на стуле. Судя по всему, пока что я ее не убедил.

– Этот тип предпринимает просто-таки невероятные усилия, что обвинить в убийстве ни в чем не повинного человека. Мое предположение – ради удовлетворения каких-то собственных амбиций. Ты планируешь убийство, исполняешь его, а копы тебя даже не ищут. Это ведь почти идеальное преступление, согласны? А теперь смотрите: разве после всех этих хлопот с подставой не захочется тебе чуток поболтаться поблизости и лично убедиться, что бедолагу и впрямь упекли за совершенное тобой преступление?

Дилейни потянулась за ручкой, придвинула стул поближе к столу и принялась что-то записывать.

– В каком это смысле «поболтаться поблизости»? – не поняла Харпер.

– По-моему, он наблюдает за судебными процессами. Для этого говнюка это не просто игра. Это миссия. Только представьте, какое это упоение собственным могуществом: сидеть в зале суда, когда за твое преступление осуждают другого человека, и знать, что по большей части это твоя собственная заслуга. Твой план в буквальном смысле идеально воплощается в жизнь прямо у тебя на глазах. В смысле, этот тип реально мастер подставлять людей. Абсолютно всех, кого он избрал своей целью, ухитрился довести до обвинительного приговора. Просто не могу поверить, что адвокаты не сумели выиграть ни одно из этих дел! Он всякий раз обеспечивает обвинительный приговор. Это должно вызывать у него чувство собственного всесилия. Великое множество убийц укладывает людей в могилу как раз ради этого чувства. Так почему же этот парень должен чем-то отличаться?

Ручка в пальцах Дилейни лихорадочно летала по странице. Делая записи, она кивала.

– И много вы знаете убийц? – поинтересовалась она.

– В данном случае предпочитаю воспользоваться пятой поправкой[29], – парировал я.

– Освещение судебных процессов по телевидению, фото в местных и национальных газетах, в блогах… Мы уже можем начать высматривать этого гада, – сказала Харпер.