– Если мы едем в Род-Айленд, то почему не через ФДР? – спросил я.
Сидящий впереди меня на пассажирском сиденье род-айлендский коп повернулся к Грейнджеру.
– Противно в этом признаваться, но адвокат говорит дело, – сказал он, глянув на часы.
– Час пик. Там в это время сумасшедшие пробки, – ответил ему Грейнджер.
Последние лучи дневного света быстро тускнели. Все водители автомобилей вокруг нас включили фары. Наша же машина оставалась темной. Вскоре Грейнджер резко свернул влево. Теперь мы направлялись к западу. И после нескольких быстрых правых и левых поворотов продолжали ехать в этом направлении.
Выглянув в боковое окошко, я спросил:
– Угол Западной Тринадцатой и Девятой авеню? Что мы вообще забыли в Митпэкинге?[33]
– Так короче, – буркнул Грейнджер.
Машина свернула на боковую улочку. Пар, клубящийся над канализационными решетками и подсвеченный уличными фонарями, наводил на мысль, что ад скрывается прямо под Манхэттеном.
– Ща тормозну на секундочку, – сказал Грейнджер.
Вот оно. Никакой остановки не будет. И в Род-Айленд я так и не попаду.
Андерсон навалился на меня сбоку, левой рукой выуживая что-то из кармана пиджака. Гипс на правой руке фактически оставил его одноруким. Потом он опять отклонился к водительской стороне машины, и я увидел в его левой руке что-то блестящее. Он бросил это к моим ногам, а потом его левая рука опять нырнула за отворот пиджака. Я успел бросить на этот предмет лишь единственный короткий взгляд. Это было все, что мне требовалось. Под ногами у меня лежал маленький пистолет.
– У него ствол! – выкрикнул Андерсон. Рука его вынырнула обратно уже с табельным пистолетом. Он собирался убить меня и выдать это за самооборону. Вот почему меня не обыскали перед тем, как усадить в машину. Все эти мысли вихрем пронеслись у меня в мозгу, когда я резко подался к Андерсону. Моя голова с треском врезалась ему в нос, я потянулся и перехватил его левую руку обеими скованными руками. Наручники впились в запястья, когда я силой пригнул его левую руку вниз.
Он дико вырывался. Я резко привстал с сиденья и ухитрился влепить сидящему за рулем Грейнджеру в башку локтем. Тот завалился набок, непроизвольно вытянув ногу и вжимая педаль газа в пол. Автомобиль рванулся вперед, и меня отбросило на спинку сиденья.
До чего же больно! Лишь выплеснувшийся в кровь адреналин помогал мне справиться с болью.
Андерсон выронил пистолет и уже наклонялся вперед, чтобы подобрать его. Похоже, что тот завалился под заднее сиденье. Я видел, как его рука тянется к нему. Автомобиль вдруг резко содрогнулся, и я заметил искры, промелькнувшие за боковым окошком со стороны Андерсона. Мы, видать, зацепили одну из припаркованных по левой стороне машин.
Андерсон выпрямился на сиденье и нацелил на меня пистолет.
И тут его голова ударилась о потолок салона. Грохнул выстрел, и лицо мне обсыпало осколками стекла. Он прострелил боковое окошко с моей стороны. Тоже выпрямившись, я заметил, что Веласкес держится за голову. Ремнем он не пристегнулся. Перед лобовым стеклом нашей машины из искореженного капота вздымался фонарный столб.
Прежде чем Андерсон успел выстрелить еще раз, я поджал колени к груди, ухватился обеими руками за ручку над своей дверцей и нацелился обеими каблуками прямо Андерсону в физиономию. Мое тело разогнулось как лук, из которого только что выпустили стрелу. Я ударил ногами что было сил – и промазал. Попал по корпусу. Однако так, что Андерсон выпал из-за приоткрывшейся после столкновения дверцы на улицу.
Этот последний пинок отобрал у меня последние силы. Я попытался сесть, но боль была просто невыносимой. Я плюхнулся обратно на спинку сиденья, пытаясь криком выгнать ее. Надо было двигаться. Надо было выбраться на хер из этой машины, но я даже не мог нормально сидеть. Дыхание врывалось в меня короткими толчками, каждый из которых был вспышкой мучительной боли.
– Тебе конец, сукин сын! – выкрикнул Грейнджер.
Подняв взгляд, я увидел, как он отступает от водительской дверцы. Собственно дверца практически отвалилась после столкновения со столбом, а самого его наполовину выбросило из машины. Я слышал, как его ботинки хрустят по битому стеклу, усыпавшему улицу. Видеть его я мог лишь частично, но все-таки заметил, как он вытаскивает свой ствол из наплечной кобуры. Перешагнув через Андерсона, Грейнджер крикнул: «Он вооружен!», после чего выстрелил.
Я прикрыл голову.
Удара пули я не почувствовал. Боли тоже. Ощутил лишь, как в лицо мне ударили горячие брызги.
Веласкес держался за плечо, крича от боли.
Грейнджер окончательно пристрелил его. Я услышал хлопок выстрела, и голова Веласкеса треснула, как арбуз.
– Ты только что убил полицейского! Вот что случается, когда грозишь нам службой внутренних расследований! – крикнул он мне.
И тут я наконец увидел его лицо. Согнувшись, Грейнджер упал на колени. В руках он двуручным хватом держал пистолет. Нацеленный мне прямо в голову. Андерсон лежал на тротуаре прямо за ним; я видел лишь его руку, поднявшуюся в воздух за спиной у Грейнджера.