Тринадцать

Видать, после неформального общения в кабинете у Гарри Прайор решил и тут отбросить официоз.

Я помотал головой. Публика вроде Прайора вызывала у меня отвращение. Он вписался в этот процесс исключительно ради куража и ради денег. Конечно, любой со временем становится нечувствительным к трупам, трагедиям и всяким страшным вещам, которые люди творят друг с другом. Но это был другой случай. Это был цинизм, или же что-то близкое. Что-то явно нездоровое. Давным-давно, прямо перед тем, как податься в адвокаты, я поклялся себе, что если вдруг когда-нибудь привыкну смотреть на место преступления, не испытывая никаких чувств к жертвам, – то все, надо завязывать с этой профессией.

– Послушайте, я все понимаю. Вы хотите выиграть. Ладно, флаг вам в руки. Но мы тут не пиписьками меряемся, Прайор, – два человека мертвы.

– И когда этот процесс завершится, они все равно будут мертвы, – без запинки парировал он.

Открыв дверь в конце коридора, я шагнул в зал. Тот был полон. Набит битком репортерами, ведущими новостных телеканалов, фанатами Ариэллы Блум и даже отчасти фанатами Бобби. Натуральный цирк.

Прайор, который вышел туда вслед за мной, оглядел занятые публикой скамьи и сказал:

– Касательно одного ты ошибаешься. Именно пиписьками мы и меряемся. В конечном счете все сводится к тому, кто из адвокатов круче. Штанишки у тебя уже достаточно длинные, чтоб это понимать, сынок. И в пятницу именно я буду стоять тут перед камерами, провозглашая торжество правосудия, свершившегося во имя несчастных жертв. Я за двадцать лет не проиграл ни одного процесса. Не собираюсь проигрывать и сейчас.

Сверкнув своими жемчужно-белыми зубами, он встал перед барьером для публики, одарил собравшихся в зале широченной улыбкой, поднял руки над головой и принялся ритмично хлопать. Толпа подхватила, тоже разразившись овацией. Со стороны фанатов Бобби возмущенно засвистели и зашикали, но довольно жиденько. Арнольд уже привел Бобби обратно в зал, и теперь они оба терпеливо сидели за столом защиты. Вид у Бобби был бледный, на лбу поблескивал пот. Я опустился на стул рядом с ним.

– Похоже, что все тут против меня, – произнес он.

– На этот счет не переживайте, – ответил ему я. – К тому времени, как мы тут на сегодня закончим, все может развернуться в обратную сторону. Забудьте про всю эту публику. Единственные люди, которые имеют значение на суде, – это присяжные. Пока они справедливы и непредвзяты, мы в полном порядке.

– Кстати о присяжных: ты уже посмотрел мой обновленный список? – вмешался Арнольд.

Вытащив из папки перечень, которым он меня снабдил, я начал читать. Настала пора познакомиться и с присяжными. Двенадцать человек. Двенадцать умов. М-да, не лучший состав жюри, на который я мог надеяться… Но явно и не худший. У меня три дня, чтобы они стали моими.

Тут коротко гуднул мой мобильник. Эсэмэска от Харпер.

«На перерыве подойди к нам с Дилейни. Мы нашли и других жертв».

Глава 34

Занимая место на трибуне для присяжных, Кейн держался поближе к Рите. Она продвинулась дальше между рядами, освободив ему место. Он оказался крайним во втором ряду, у самого выхода. Перед ним, чуть правей и чуть ниже, сидел Спенсер. Свидетельская трибуна просматривалась над его плечом просто-таки идеально.

То, что надо.

Каждому из присяжных вручили увесистый красный скоросшиватель с материалами дела и блокнот. Судья Форд проинструктировал их, что эти скоросшиватели пока что лучше положить под ноги – при необходимости либо он, либо кто-то из адвокатов сторон назовут им страницу, которую нужно будет открыть. Добавил, что делать заметки в ходе слушаний не возбраняется.

Большинство женщин, за исключением Кассандры, немедленно открыли свои блокноты и приготовили ручки. Спенсер тоже. Мануэль просто положил блокнот на коленку и зажал новехонькую ручку в зубах. Остальные мужчины свалили все это добро на пол, откинулись на спинки кресел, раздвинули ноги, насколько позволяли приличия, и сложили руки на груди.

Шум в зале все усиливался. Публика явно пребывала в нетерпении. Записные завсегдатаи судебных залов, писатели-документалисты, пишущие о реальных преступлениях, журналисты, телерепортеры возбужденно переговаривались друг с другом. Подробности двойного убийства пока еще не стали достоянием широкой общественности. Только самое основное, в общем и целом. Но и этого оказалось достаточно, чтобы вызвать натуральную газетную бурю. Даже такой мизерной информации хватило, чтобы ежедневно обсасывать этот сюжет с незначительными вариациями. Кейн уже знал, что «Вашингтон пост» успела окрестить предстоящий суд «процессом века». Большинство были с этим согласны. То есть до тех пор, пока под суд за убийство не угодит еще какая-нибудь крупная знаменитость. Но до той поры, что касается Нью-Йорка и его окрестностей, это была новость номер один.