Тринадцать этажей

Разумеется, Тобиаса не было здесь, когда доставили стол. Однако ему нравилось мысленно представлять это, представлять тех, кто проделал всю работу. Интересно, кого наняли? Тобиас дал своему помощнику Джереми очень четкие указания, и они, разумеется, были выполнены, но к кому Джереми обратился? К какой-нибудь местной фирме, к сквернословящим грубым работягам? Или к утонченным профессионалам, мастерам своего дела, заламывающим за работу непомерные деньги, которые трудились, натянув тонкие перчатки, и разговаривали друг с другом приглушенными голосами? Какие люди невзначай прикоснулись к кульминации самого странного его проекта?

Тобиас вздохнул, приходя к выводу, что речь, скорее всего, идет о профессионалах. Джереми ни за что бы не положился на то, что местные работяги обладают осмотрительностью, которая требовалась для подобной задачи. Во многих отношениях он относился к таким вещам с бо́льшим предубеждением, чем сам Тобиас. В конце концов, Джереми выступал против возведения Баньян-Корта в Тауэр-Хамлетс. Разумеется, ему нельзя было говорить, почему здание должно быть построено именно здесь, объяснять эту мощную дрожь от предвкушаемого удовольствия, имевшую столь большое значение: история нищеты, мучений и чудовищной эксплуатации, от рук предков самого Тобиаса, свидетелями чего были эти самые кирпичи. И все же миллиардер в принципе не имел ничего против тех, кто жил там, в нищенских каморках, построенных по его проекту. Эти люди не были виноваты в своей нищете, в отсутствии образования и принадлежности к высшему классу. Это было лишь побочным продуктом системы. И Тобиас не уважал тех, кто процветал благодаря этой системе, но стыдился смотреть на производимые ею отбросы. Этот мир сотворен для того, чтобы порождать победителей и неудачников, и бесхарактерно стремиться стать победителем, не принимая то, чем обернется твоя победа для проигравших.

Много лет назад кто-то в ходе интервью спросил у Тобиаса, считает ли он себя хорошим человеком, и он до сих пор смеялся, вспоминая об этом. Размышляя о примитивной концепции добра и том, как несведущие по-прежнему цепляются за нее наперекор тому миру, в создании которого принимают участие.

Солнце клонилось к горизонту, город за стеклянными стенами пентхауса окрасился алыми и оранжевыми тонами. Сегодня вечером, впервые за много лет, Тобиас расшторил окна, впуская свет. Если у какого-нибудь надоедливого писаки хватило терпения следить за ним все это время, возможно, он, наконец, будет вознагражден. Разумеется, обеденный зал оставался зашторенным, скрытым от посторонних глаз. Есть вещи, раскрывать которые нельзя даже сегодня.

Отсветы заката играли на коже Тобиаса. Теперь она стала такой бледной, что во время видеоконференций ему приходилось прибегать к гриму. Когда он как-то раз забыл это сделать, один из директоров попытался настоять на том, чтобы он обратился к врачу. Конечно, они ничего не понимали, но то была не их вина. Они не видели то, что видел Тобиас. Скоро он сможет выйти, снова увидеть солнце. Снова увидеть людей. Если захочет. Тобиас находил изоляцию вполне приемлемой, лучше, чем предполагал раньше. Возможно, он и дальше будет жить отшельником – но только теперь это будет его выбор. Тобиас усмехнулся. Быть может, сегодня представится возможность узнать, как на него влияет присутствие живых людей после стольких лет жизни в одиночестве. Разумеется, не нормальных людей, но это будет началом. Однако сначала нужно кое-что сделать.

Из противоположного конца пентхауса донеслись отголоски металлического скрежета. Где-то далеко внизу ожил старый железный грузовой лифт, со стоном мучительно поднимаясь вверх впервые за почти целое столетие. Тобиас прислушался: скрежет маховиков резко контрастировал с таинственной бесшумностью его собственного отдельного лифта. Тобиас постоял. Он нервничает? Его терзает чувство вины? Не важно. Вот-вот прибудет первый гость.

Джейсон

Железная клетка была не такая уж и маленькая, но рядом с внушительной тушей Макса Джейсон чувствовал себя так, будто его прижали к прутьям решетки, словно кусок мяса, прокручиваемый через мясорубку. При каждом хриплом вдохе Макса пол кабины, казалось, был готов промяться, но все-таки крохотная кабина ползла вверх. Зловоние разложившейся плоти его бывшего друга казалось почти осязаемым, и Джейсон не мог себе представить, как миллиардер сможет устроить ужин, если проблема невыносимой вони окажется главной. Что-то в подсознании говорило ему, что это еще далеко не самое странное, но когда Джейсон попытался сосредоточиться на этом, у него поплыла голова.

– Не беспокойся, – проворчал Макс тем, что осталось у него от губ. – Просто делай свое дело.

Он держал руку на большом деревянном ящике, занимавшем остальную часть ограниченного пространства лифта. На вид ящик казался тяжелым, и, что самое примечательное, в нем запросто мог бы поместиться человек. Джейсон на мгновение задержал на нем взгляд. Известно ли ему, что внутри? На этот счет были какие-то воспоминания, но они казались ему чужими.