Тринадцать подвигов Шишкина

– Давайте рыбу ловить! – звонко прокричала Анечка. – Ловись, рыбка, большая и маленькая!.. – Вооружившись обломком засохшей и сучковатой сосновой валежины, она уже стояла в двух шагах от кромки бережка на белом круге и, как пешнёй, долбила озёрный лёд.

К ней кинулась вся взрослая троица. Первым подлетел отец, шагнул на лёд, подхватил «рыбачку» и еле успел выскочить на берег. Лёд хрустнул, раздался и обнажил трещину чёрной воды. Людмила охнула и осела на рыжую пихтовую хвою, толстым слоем устилающую поляну.

– Тута за малы́ми нужон глаз да глаз! – раздалось вдруг. Все обернулись на голос и увидели невысокого крепенького мужичка лет пятидесяти, в серой телогрейке, подпоясанной солдатским ремнём. Из-под телогрейки виднелись толстые зимние штаны, заправленные в кирзовые сапоги, на голове красовалась видавшая виды кроличья шапка.

– Рыбы тут отродясь не водилось. Мёртвая вода, – пояснил мужичок. – Откель тут она заведётся, рыба-то? Ежели, конешно, подназапускать мальков… Но, однако, не приживутся… Мёртвая вода…

– Здравствуйте! – сказал Шишкин.

– И вам всем доброго здоровьичка!

– А почему «мёртвая вода»? – спросил Виталий, продолжая прижимать к груди притихшую Аннушку.

– Так это ж не природа соорудила, – показал на озерцо мужичок. – Тут ещё до войны золотишко искал-рыл разный люд. Шахта это. Грят, глыбокая – метров на двадцать уходит. – Мужичок потыкал пальцем вниз, подумав мгновение, закончил: – А можа, и на всю тридцатку. Грят, не один тут из старательного люда головёнку-то загубил. Ихнего брата где землицей приваливало, а здеся из-под земли газ ядовитый пошёл, грят, кто-то даже задохся… Ага… Уж кака тут рыба… Рыбе тоже дышать требуется…

– А вы где-то здесь живёте? – спросила, наконец-то пришедшая в себя Людмила.

– Не, верхалейские мы. А я тута лесничу. Ходил на сухостой поглядеть, который людя́м на дрова отписать. Смотрю, машинка яркая проехала, дымком потянуло… С костерочком-то вы уж поаккуратнее.

– Не беспокойтесь, – придавая голосу солидности, кивнул Шишкин-младший и непроизвольно глянул на огонь. Костерок горел ровно, без большого пламени, но жар от него шёл ощутимый…

– Люда… – медленно проговорил Шишкин. – А холодцу-то явный шванц наступил…

Все уставились на миски. От них поднимался ароматный парок, содержимое обеих посудин энергично булькотило. Мужичок повёл носом:

– Однако знатна похлёбка получилася…

– А может, откушать с нами? – предложил Виталий. – Не только этим богаты. Сальце есть. Огонь сейчас пригасим, шашлычок махом на углях поспеет.

– Не, благодарствую, пообедамши.

– А винца стаканушку? – тоном змея-искусителя спросил Виталий.

Уже повернувшийся уходить мужичок-лесничок остановился в раздумье.

– Беленькой не богаты, – извиняющее проговорил Виталий, – а «Тамянка» имеется.

Лесничий вздохнул, махнул рукой и шагнул к костру. Виталий налил ему кружку вина, пододвинул чашку с солёными огурчиками. Но мужичок, выцедив янтарный напиток, взял ложку и с присвистом втянул в себя немного вскипевшего холодца. Довольно крякнул.

– Хороша похлёбка получилася. Навариста! Благодарствую за угощеньице. Пойду, однако. Так уж вы уезжать будете – костерок-то хорошенько залейте. Не ровен час.

– Не беспокойтесь, – заверил Шишкин, – улью с гарантией.

– От оно и славно, – сказал мужичок. – Ну, прощевайте, люди добрые.

И он исчез за кустами.

– Анька, – перестал улыбаться Виталий. – Сядь около матери и – ни шагу. А то достану буксировочный трос и привяжу тебя к машине. Будешь, как собачонка на поводке. – Он открыл багажник, вытащил толстое стёганое одеяло и свой армейский ватник. Одеяло расстелил у костра, а из ватника, туго свернув, изобразил сиденье-валик. Людмила уселась на этот валик, рядом устроилась присмиревшая Анечка, которую, как понял Шишкин-младший, роль собачонки на поводке совершенно не устраивала, а они с Виталием удобно улеглись по краям одеяла.

– Ну, за спасение утопающих! – поднял кружку вновь заулыбавшийся Виталий.

Потом был и шашлык – куриные крылышки, – ароматный и нежнейший, и остывающий холодец. И всё смели на свежем воздухе после случившегося…

– Есть тут одно озерцо… – медленно проговорил Шишкин-младший. – Местные говорят, что там рыбы… Сомы, говорят, облюбовали …

– О, само то! – обрадовался Колпакиди. – Как ты насчёт завтра? С утра и рванём. Далеко?

– С часок езды.

– Для дурного кобеля не расстояние! – сверкнул своими чёрными маслинами Александр-старший. – Короче, всё, договорились, завтра поутру, часиков в девять, прикатим. Будь готов.

– Погоди! У меня до обеда уроки!

– А подмениться?

– Ты о чём? Это сельская школа, а не завод. Кто за меня родное слово детям скажет? Учитель физики, географии?

– Трудовик! Любой трудовик таких родных слов наговорит – мама дорогая! Ладно. В два часа – нормально?

– В половине третьего. Надо же хоть на зуб чего-то кинуть, да и переодеться. А ты где, у геологов ночуешь?

– Естественно! – осклабился Колпакиди. – А то, может, со мной? В сауне подышим с девчонками. Там две матрёшки на кухне ничего так… Игорёк тебя утром привезёт – чин-чинарём.