Тринадцать подвигов Шишкина

Что же за беда обрушилась на главное чмаровское семейство? Да, вот, как обозначить – беда это или радость? Уже семимесячная беременность студентки четвёртого курса стоматологического факультета мединститута Татьяны Потаповны Непомнящих, родной дочуры. Даже трудно сказать, кто и как давно, мать или отец, или оба вместе, вздыхали, мечтая о внуке или внучке. Причём Потапу Потаповичу хотелось качать на коленке и, зажмурившись, нюхать макушечку внученьки, а Валентине Ивановне купать в ванночке и перебирать крошечные пальчики игривого и вертлявого внучонка… Но одно дело золотые дедабабкины мечты, а другое – жизненная реалия.

А она выглядела так. Когда изменения во внешности будущего стоматолога стали однозначно очевидными, Татьяна превратилась в невыездную. Из города. Валентина Ивановна представить себе не могла, как объяснить чмаровским бабам создавшуюся ситуацию. Вернее, как они сами её объяснят. Скорее всего, сильно заморачиваться не будут: «Нагуляла председателева Танька!», а наиболее едкие на язык не преминут громогласно добавить: «Зато еёшние мамка с папкой всё нас правильной жизни учат. Один – с трибуны, другая – в школе…»

Но Танька-то, Танька!.. Нет, чтобы вовремя всё матери рассказать, с кавалером этим своим давай отношения выяснять. «Господи, да что ж это за поколение такое растёт?! – в который раз взывала к силам небесным Валентина Ивановна. – Танька со своей любовью – дура дурой! Совсем без глаз! Да я же сразу разглядела, что от этого хлыща городского добра не жди! Ещё в ноябре ей об этом талдычила! А она уже тогда другим местом думала, ляжки свои раскинула!..»

Да! Волшебный миг зачатия новой жизни Татьяна Непомнящих и Виктор Лямин, тоже будущий стоматолог, но пятикурсник, заканчивающий своё пребывание в альма-матер, получается, опрометчиво допустили как раз в минувшем ноябре. Скажем так: на почве общих интересов в мире музыки. Витёк, как помнит читатель, виртуозит на соло-гитаре в мединститутовском ВИА «Плацебо», который приезжал на гастроль в Чмарово в дни юбилейных колхозных празднеств. А Татьяна, фанатея, как десятки других молодых дурочек, от «плацебщиков», сумела-таки пробиться к телу соло-гитариста, ну и…

Витёк, которого тогда, в ноябре, Валентина Ивановна впервые узрела, а больше и не видела, ей не понравился не по причине традиционной материнской ревности. Жизненный опыт и трезвость ума – а уж этого у Валентины Ивановны не отнять, – враз помогли разглядеть, что зятя из Танькиного избранника не получится. Так оно и вышло. Витёк, прижатый к стенке Татьяниным батей, бледнел-краснел, но, и скукожившись, упорно сидел в уклонистах. Когда Потап Потапыч недвусмысленно призвал его к ответу, родная дочь грудью и уже заметно оформившимся животом заслонила отца своего будущего ребёнка, заявив, что дело не в свидетельстве о заключении брака, а в глубине чувств. Глубина, с её слов, просматривалась океанская.

– Но ты-то, ты! – вновь и вновь корила супруга Валентина Ивановна. – Твои-то глаза где были?! Каждый месяц в городе бываешь и не по разу, каждый раз Таньку там навещаешь и только на шестом месяце разглядел!

– А я чо тебе, акушер-гинеколог?! – жалко оправдывался могутный председатель колхоза-миллионера и авторитетный член бюро обкома КПСС. – Разгляди, попробуй, этих девок в их нарядах! Под стать Пугачёвой все балахонами трясут безразмерными, вот и Танька…

Танька водила за нос родителей всё это время. В село глаз после новогодних праздников не казала. То у неё сессионные «хвосты» и отработки, то отбыла, на «затяжную» якобы, практику в противоположный конец области. Потом ещё что-то выдумала. Так и не появлялась в Чмарово. Ну а про наблюдательность родного папашки уже сказано.

Костерили-костерили отец с матерью дуру свою стоеросовую, а потом внесли первый пай за однокомнатное кооперативное гнёздышко в городе, куда Татьяна и переселилась из «общаги». Осторожно по селу Валентина Ивановна запустила и слушок: де, дочка вышла замуж в январе, свадьба была красивая, весёлая, студенческая. И всё семейство Непомнящих конечно же там присутствовало, мёд-пиво по усам текли.

М-да… Текли-текли да в рот не попали.