Тринадцать подвигов Шишкина

– Жизнь заставит – Мичуриным станете. Голова варит? Варит! Вот и не будем… Готовьтесь.

С тем и убыл партийный бонза.

«Оженят на первого секретаря, оженят! – тоскливо подумал ему вслед Александр. – А там точно так же и в сам-деле жениться обяжут. «Готовьтесь. Шагом – марш под венец!» В октябре, значит… Да уж… Не найду до октября запасной вариант – кайла!..»

После визита Кабаргина каким-то детским лепетом, смехотворными и наивными показались Шишкину-младшему душевные терзания по поводу взаимоотношений с Танюшкой. Женится не женится – только что изменится? Расплевался с Танечкой? Так женись на Манечке!.. «Стихоплёт ты хренов! – буркнул внутренний голос. – Ищи, дурень, запасной вариант в темпе уже не вальса, а твиста! Александр ты или как? Так бери меч и руби! Руби чёртовы узлы! На худой конец, приедешь в очередной раз на бюро райкома – напейся в зюзю и упади посреди улицы! Однако… Вряд ли это поможет. Выговорёшник всадят, и то в самом худшем случае. В «обойме», братец, ты теперь, в боевой номенклатурной «обойме»… Даже погром можешь устроить в райкоме! Заявят: переутомился товарищ; запрут на месячишко в «дурнушку», проколют антидепрессантами и – извольте! Кабы числился ты ещё не в этой «конюшне», может быть, и поставили бы на тебе крест. А уж если «есть мнение»…»

Сколько и чего ещё бы нафантазировал Шишкин-младший, подначиваемый внутренним голосом, но тут из Кашулана – по слышимости, как с другой планеты – позвонила Танюшка, сообщила о грядущем приезде. И все глупейшие фантазии тут же вылетели у Александра из головы. Или затихли там. Потому как «все члены охватила нега, и задохнулася душа, как от стремительного бега… О, Meine liebe… Хороша!» Короче, голова в очередной раз отключилась. Ну да ладно.

Но дёрнул, опять же, чёрт в это самое «сельпо» зайти! Кабы за чем крайне необходимым! Приспичило хлеба купить свеженького, будто дома ну ни куска не осталось!

Духмяного, из русской печи, да, не было. Окончательно убедившись в бесперспективности Шишкина-младшего как потенциального жениха для своих дочек, баба Женя и баба Дуся прекратили снабжать его домашними хлебобулочными изделиями и иными кулинарными шедеврами. Обедами в школьной столовой кормили с прежним радушием, а вот вкусный ручеёк с доставкой на дом или в интернат во время шишкинских дежурств – увы, пересох.

В общем, зарулили Александр с Танюшкой за хлебом в магазин.

За прилавком опустила скорбно очи Алёна-Леночка.

А из подсобки – нарочно не придумаешь! – со свёртком чего-то под мышкой – обновочку модную, видимо, Поликарповна подкинула, – выпорхнула Анжелика-фельшерица, тут же окатившая Танюшку ушатом презрения. А на Шишкина-младшего вскинула ресницы, чуть ли слезой не оросясь.

– Шишкин! – укоризненно произнесла Анжелика. С надрывом! Разве что руки не заломила с вычурной грацией актрис немого синематографа. – Ты же обещал! Ты же клялся! Ты же ещё вчера… Бо-о-же!..

Она, как бы случайно, выронила свёрток, нагнулась за ним и, грациозно изгибаясь гибким станом, но с тяжким вздохом-стоном, разогнулась и выбежала из «сельпо», закрывая лицо свободной рукою. Видимо, чтобы скрыть смех или довольную гримасу.

– Ну вот чего дуркует?! – воскликнул крайне фальшиво Шишкин-младший, почему-то обращаясь к продавщице Алёне. На Танюшку и смотреть в эту минуту поостерёгся.

– Чего вам? – необычайно холодно спросила всегда улыбчивая Алёна-Леночка.

– Калач, Леночка, свежий?

– Двадцать восемь копеек, – ещё холоднее промолвила, отворачиваясь к окну, Алёна.

– Алён, вчерашний, что ли? – улыбнулся Александр.

– Вы берёте или нет?

«Понятно…» – уже злясь, подумал Александр, положил на жестяное блюдечко, прибитое к прилавку, две пятнадцатикопеечных монетки, взял калач.

– Пойдём, Таня.

– Александр Сергеевич! Вернитесь! Две копейки сдачи! Нам чужого не надо!

Вернулся, сгрёб два желтеньких кругляшка и, уже совершенно злой, вытащил Танюшку на улицу.

– Какая её муха укусила? – выдавил кривую улыбку.

Татьяна шла молча.

Ох и не нравилось Александру это молчание! Прибил бы чёртову Анжелку! Ну сколько можно куражиться!

Поднявшись вверх по улице, миновали мостик через ручей, повернули налево и ступили на «Номенклатурно-Школьную».

«Да японский городовой!» – чуть не вырвалось у Шишкина-младшего. Навстречу не спеша двигалась Маруська Сидорихина! «Просто так мимо не пройдёт!» Как в воду глядел!

– Саша! Милый! Я так соскучилась! – блеснула Маруська нержавеющими фиксами. – Ой, а это кто? – Она шагнула к Татьяне вплотную, чуть ли ни нос к носу. Татьяна инстинктивно отшатнулась. – Ха-ха-ха! Испугалась, беляночка! Испугалась, ага? И пра-виль-но-о-о… – Громкий смех Маруська мгновенно сменила на угрожающий оскал. – Не зарься на чужое!

И снова с улыбкой повернулась к Шишкину.

– Сашенька, ну нельзя же быть таким шалунишкой! – Игриво погрозила пальцем. – Сегодня загляну! – Последнее было сказано с таким придыханием, что Шишкин чуть калач злополучный не выронил.

– Послушайте, это уже не смешно! Я вам прошлый раз…