Тринадцать подвигов Шишкина

Тёмно-зелёный брезент дюжины больших, человек на двадцать-тридцать, палаток, установленных в два ряда, посыпанная жёлтым песком дорожка между ними, начинающаяся и заканчивающаяся караульными грибочками. Чуть в стороне, уже под берёзовой сенью, – ещё две палатки, под крытым толем навесом – то ли три, то ли четыре цвета «хаки» полевых кухни, тянущих в синее небо белёсые дымки. Средь берёз ещё что-то пряталось, но не разглядеть. Оттуда же выбегали, чтобы выстроиться вдоль дорожки жёлтого песка, свежеошкуренные столбы, от белых изоляторных колокольчиков которых в каждую палатку тянулись провода. Ещё на каждом столбе круглело по жестяному светильнику, такие же украшали и оба караульных грибка. За большими палатками – по длинному дощатому сооружению очевидного назначения, и по такому же длинному умывальнику, сосков на сорок каждый. Поодаль, на опушке белел турниками, брусьями и прочим добротный спортивный городок. В общем, полное «милитаризмо грандиозо», если учесть, что на въезде в лагерь дорогу преградил полосатый, чёрно-белый шлагбаум, от которого вправо и влево, обозначая периметр лагерной территории, уходила широкая – не перепрыгнуть – полоса перепаханной земли. «Противопожарная!» – сообразил Шишкин.

У шлагбаума уже дежурила парочка рослых пацанов в песочной форме, с каменно-неприступными физиономиями. Шишкин-младший даже подумал, что сейчас раздастся властный окрик: «Стой! Стрелять буду!», или ещё хуже: «Хальт! Хэнде хох!» – и тому подобное. Но пацаны при виде военкоматовского «уазика» шустро подняли полосатую жердину, и «таблетка» с автобусом заехали на территорию.

Остановились позади третьей с краю палатки левого ряда.

Опять прозвучали гортанные команды Доржиева, и вскоре чмаровцы уже располагались в этой самой палатке. Всем составом. Сообразительный физрук-военрук успел заглянуть в рядом стоявшие палатки и вернулся с «ценным указанием»: взрослые занимают спальные места в глубине, пацаны – с одной стороны от центрального прохода, девчонки – с другой.

Одноярусных армейских коек, табуреток и «двухместных» солдатских тумбочек хватило на всех. Тут же провели некоторую перестановку коек, завершившуюся оборудованием поста дневального: у выхода из палатки поставили единственный оказавшийся в палатке стол и табуретку.

– Антонов! – скомандовал Доржиев. – На пост шагом марш! Временный наряд до восемнадцати часов: Антонов, Богодухов, Верхотуров. Старший – Богодухов. Смена через два часа.

– А чо… – попытался что-то спросить Вовка Антонов, но Доржиев опередил:

– Не «чо», а в соответствии с обязанностями дневального по роте. Сиди и вспоминай Устав внутренней службы Вооружённых сил. Для ускорения мыслительного процесса напоминаю: посторонних не впускать; обязательно фиксировать, кто и куда, во сколько отправился и когда вернулся; при появлении районного военного комиссара или иного воинского начальника принять строевую стойку, громко подать команду «Смирно!» и четко докладывать: «Товарищ майор! Десятый взвод учебных сборов. По списку двадцать четыре человека…» Далее – полный расклад: кто где. Например: «Двадцать человек находятся на занятиях, во внутреннем наряде – четыре человека. Дневальный Антонов». Усёк?

– Я сейчас на бумажку запишу.

– «На бумажку»! Меньше на уроках надо зубоскалить. Запиши и зазубри. Бумажку потом съешь, чтобы сведения не достались врагу. Это всех касается! Особенно старших внутреннего наряда, – повернулся Доржиев к притихшим остальным. – Если настроены на победу – никакой анархии и разболтанности. Только строго по уставу завоюешь честь и славу! Без разрешения, но чтобы дневальный знал, – только в туалет. И больше никуда не шлындрать! По территории лагеря передвигаемся исключительно строем. В неотложных случаях одиночного движения – только бегом! Все свои сумки и «сидора́» аккуратно сложить в углу, под пустой койкой. В тумбочках чтобы только мыльно-рыльное обиталось: щетка, зубная паста, мыло. Полотенце свернуть пополам вдоль и повесить на спинку койки в изголовье. Клавдия Петровна, – обратился уже к Сумкиной. – Картон, я надеюсь, не забыли? Значит, на каждое койко-место бирку с указанием имени и фамилии, на дверцу тумбочки – аналогично. Времени на это – час.

Шишкин хренел от команд Серёги Доржиева. Куда подевался любитель шуток-прибауток! Но этот мобилизационный настрой военрука ему нравился. Он органично вписывался в общую картину увиденного. Всё предполагал Шишкин, но чтобы так, по-военному… Даже уже по приезде в райцентр, представлялось, что сборы по НВП – это нечто среднее между былыми студенческими выездами на картошку и пионерским лагерем: поселят ребятню в спортзале местной школы или в клубе, в самом лучшем случае – в дощатых баракообразных летних корпусах местного пионерлагеря, ну и всё остальное – соответственно. А тут – сплошная почта полевая! Это кто же так расстарался? Районная власть? Какие-то военные шефы?

«Тепло! Ещё теплее!» – можно крикнуть в этом месте.