Читаем Тринадцать подвигов Шишкина полностью

Но до Шишкина, поначалу несколько удивлённого и даже покоробленного подчёркнутым переносом «на потом» соседского гостеприимства, при таком вроде бы вполне приятном, доброжелательном знакомстве, уже дошло, что пока на соседский чай рассчитывать не приходится. Татьяну можно понять. В отсутствие мужа чашку чая нальёт – как этот чай аукнется через сарафанное радио? Соображать ему, городскому пижону, надо. М-да… Ну, с приездом вас, Александр Сергеевич!

Шишкин вернулся в квартиру. Да уж, впечатляла. Обе «залы» – квадратов по шестнадцать, третья комнатка чуть поменьше. Такая же кухня, просто тут печь размеры скрадывает.

«Здоровенная охабазина… Кочегарь – не хочу. Прогреть зимой три комнаты… Дрова жрёт, наверное, со страшной силой…» – уныло подумал новосёл и снова вышел на крыльцо.

Соседский двор уже был расцвечен двумя рядами выстиранного постельного белья и всякой детской одежды. А вот на собственные нынешние владения у Александра и глаза бы не глядели.

«В степи под Херсоном высокие травы…» Заросли здоровенных бурых прошлогодних бодылей и буйной бурьянной поросли нынешнего угасающего лета действовали на психику. Александр шагнул с крыльца и дёрнул ближний куст – ага, куда там! – травяной пучок в руке, а корень – ни с места. Это сколько же времени надо, чтобы очистить двор! Проще на пару с Сизифом камни катать.

Прошагав до дощатых «удобств», Александр обнаружил искомое: затаившееся в бурьяне нечто, напоминающее чурки. Именно напоминающее, убедился он, подойдя поближе: пяток сучковато-рогатых пней-чудовищ, которые, как показалось, мог на поленья расколоть только динамит. И уж совершенно не тот ржавый топор из чуланчика.

«Однако… – с ещё большей унылостью подумалось Шишкину. – С дровами надо решать завтра же. По ночам-то уже совсем не лето…»

На обратной дороге к крыльцу запнулся о проржавленную тонкую трубу. Догадался – летний водопровод. У крыльца обнаружил и столбик трубы с краником. Покрутил на нём барашек – тонкая струйка оросила бурьян. Александр прошёл на веранду, погремел в кладовке вёдрами, выбирая самое сносное. Подставив его под струйку, прошарил кухню и выволок из-за печки пересохшую до жестяного треска тряпку сомнительной чистоты. Как мог, прополоскал её в ведре и протёр на кухне и в «зале» следы завхоза. Ну, вот, с первым «хазэром» вас, милейший Александр Сергеевич! Теперь у вас и такое заделье имеется…

Голод – не тетка сердобольная, пирожка не подсунет. Но маман действительно постаралась натолкать в сумку съестного по максимуму. Оказалось, что сухомятка не грозит. Обнаружился маленький китайский термос с какао, которое Шишкин-младший обожал с детства. Какао, конечно, подостыло – термосок-то так себе, – но с мамиными ватрушками ушло за милую душу.

– Не надо печалиться, вся жизнь впереди!

Вся жизнь впереди – наелся и спи! —

пропел повеселевший Саша и подумал, что, наверное, так и надо поступить. А вот завтра с самого ранья…

И тут же сурово себя одёрнул. Ишь ты – завтра, завтра!.. Почти полдня ещё впереди – самое время обозреть внутренний школьный интерьер, класс русского языка и литературы. И может быть, познакомиться с кем-нибудь из будущих – хотя уже настоящих! – коллег.

Он вышел из квартиры, запёр хоромы на замок и подался к школьному зданию. Почти сразу же узрел у калитки «Чекиста» и хмыкнул: надо же, вот уже и прозвище завхозу приклеил. Не брякнуть бы только вслух «на автомате»… Интересно, а какое за ним в селе водится? Говорят, на деревне без этого не обходятся. А по имени-отчеству? Ах, да, Иван Терентьевич…

– Иван Терентьевич! – закричал Александр.

Завхоз вздрогнул и замер.

– Иван Терентьевич… – подбежал к нему Шишкин. – Как хорошо, что мы с вами не разминулись! Не подскажете, как с дровами проблему решить, а то там нет ничего?..

– Где там? – мрачно переспросил завхоз.

– Ну, так, там, куда вы меня…

– Уже решено, – перебил завхоз. – Завтра привезут. Но не колотые! – И он испытующе поглядел на молодого учителя.

– Ну, так это не проблема! – бодро откликнулся Александр. – А в вашем магазине топоры продают? Там, в кладовке, какой-то есть, но уж больно видок у него – сплошная тупая ржа.

– Продают, – скривился Иван Терентьевич, – только и там топоры, которые, жеж, ещё до ума доводить надо. Вот что… – Завхоз окинул Шишкина цепким взглядом работорговца. – Пошли, я тебе колун выдам. Ты им любую чурку развалишь.

Колун и впрямь соответствовал обозначенной теххарактеристике. К почти метровой толстой арматурине был приварен широкий, почти в две ладони, стальной клин. Бугрился от многочисленных вмятин обух, а тупое, в зазубринах лезвие выглядело настолько сомнительно, что Александр глянул на завхоза с подозрением. Тот усмехнулся, подволок колун к разбросанным тут же, у склада, таким же страшенным, что и у Александра во дворе, чуркам.

И, неожиданно, с каким-то разбойничьим хеканьем, ловко, без заметного усилия, взметнув над головой эту, мягко сказать, увесистую железяку, завхоз ухнул ею по ближней чурке.

Хрясь! – Чурка тяжело распалась на две половины, обнажив на свежем расколе тучу сучков и перевитых древесных жил.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза