Читаем Тринадцать подвигов Шишкина полностью

От «амбара» поспешал, чуть прихрамывая, низкорослый дедок лет семидесяти. «Во! И дед Щукарь в наличии!» – весело подумалось Шишкину. И походочка, и улыбочка! Он даже невольно настроился на частушечные прибаутки, которые сейчас обязательно должны посыпаться из деда. Но вблизи ничего «щукаринного» не оказалось. Суровый, а ля Феликс Эдмундович, взгляд рашпилем скользнул по молодому педагогу.

Завхоз угрюмо уставился на директора школы.

– Познакомься, Иван Терентьевич. Наш новый учитель русского языка и литературы Александр Сергеевич Шишкин. Покажи теперь квартиру ему, – низко и лаконично прогудела Валентина Ивановна и, величественно повернувшись, скрылась за дверью «чёрного» хода.

«Теперь… ему…» – Александр не преминул отметить странность фразы.

– Пошли… учитель, – с непонятной, но совершенно не располагающей к дружелюбному знакомству интонацией буркнул завхоз и двинулся в обход школьного здания.

Вступили в небольшой скверик-палисадничек, миновали правую половину здания. Терентьич толкнул калитку в белёном густой известью штакетнике, оградившем прижавшийся к школьной стене табунок молоденьких топольков.

И оказались на хорошо утоптанной и посыпанной гравием площадке перед «парадным» входом в школу, куда меньше часа назад батина «персоналка» и доставила Александра.

От главного школьного входа – высокого, просторного, с прочными массивными перилами крыльца, спускающегося десятком широких ступеней из толстенных лиственничных плах, свежевыкрашенных жёлто-коричневой половой эмалью, – вниз, к центру села, простиралась широкая улица.

По обе её стороны белели силикатным кирпичом однотипные дома под шиферными крышами. Разве что только один дом из правого ряда несколько выделялся: как-то посолиднее смотрелся, наверное, потому, что был чуть повыше, да и крыша крыта оцинкованным железом.

Завхоз шустро гнал впереди, что заставило Шишкина прибавить шагу и невольно настроиться на изрядную прогулку по селу.

Когда Шишкин-младший вкатил на тёмно-зелёной «Волге» в Чмарово, он увидел просторные деревенские улицы, по которым разбрелись вереницы столбов с электропроводами, ныряющими от белых колокольцев изоляторов под крытые железом и шифером крыши основательных бревенчатых изб. У каждого дома – обязательный палисадник с двумя-тремя яблонями ранетками и черёмухой, добротные заборы и ворота с неизменными лавочками-скамеечками у калиток.

На всё село просматривались лишь три двухэтажных здания. Самым монументальным выглядел, конечно, Дом культуры на пригорке – с колоннами при входе.

Под пригорком, в центре села, устроилась, как потом оказалось, контора правления колхоза, занимающая во второй двухэтажке верхний этаж, куда надо было подниматься по наружной крутой железной лестнице, на первом же располагались отделение связи и сберкасса.

А вот третье здание было жилым, квартир на шестнадцать. Это на него смотрела из окна своего кабинета директриса. И когда она сказала про квартиру, то Шишкин так и подумал, что вот в этой-то блочной двухэтажке оная и располагается. Этакое благоустроенное гнёздышко для представителя передового отряда сельской интеллигенции, к коему с сегодняшнего дня он, Александр Сергеевич Шишкин, и примкнул.

Но «лже-Щукарь» повёл его совершенно в противоположном направлении. А там ничего «городского» не наблюдалось.

С высоты своей долговязости, насколько она позволяла, Шишкин-младший сумрачно обозревал самую дальнюю деревенскую перспективу, но и там ничего цивильного не просматривалось.

Оказалось, что так далеко сельские виды разглядывать никакой необходимости не было.

– Заходи, – буркнул завхоз метрах в двухстах от школьного крыльца. И толкнул щелястую калитку, открывшую проход через заросший лебедой и прочими лопухами дворик к обложенному силикатным кирпичом дому.

Миновав два больших окна, вслед за завхозом Шишкин завернул за угол и, вертя головой по сторонам, поднялся на крыльцо в три ступеньки.

Картина прояснилась. Дом на две квартиры. Двор, разделённый пополам невысоким заборчиком. Два крыльца. На правой, если стоять к дверям спиной, обжитой половине двора чувствуется хозяйская рука: всё чистенько, прибрано, летняя кухня выстроена, сарайчик-гараж аккуратный, за ним – явно банька. Вдоль внешнего забора – нескончаемая, в человеческий рост поленница дров.

Завхоз порылся в карманах видавшей виды телогрейки, забренчал ключами, отпирая висячий замок на довольно лебезной двери. Вошли на просторную, светлую от огромных окон-стен веранду. Непосредственно в дом путь преградила уже более прочная, толстая дверь, с врезанным замком. Изнутри дверь была обита толстым серым войлоком. «Тепло держать», – догадался напрочь городской Шишкин.

Квартира пахнула свежим запахом краски. На полу она ничем не отличалась от той, которой сверкало школьное крыльцо. Зато оконные переплеты пронзительно синели вместе с подоконниками и наведённой на кухне до уровня глаз панелью. Краска явно была из той же банки, что использовалась для покраски так называемых футбольных ворот на заднем дворе школы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза