Тринадцать подвигов Шишкина

– А чо! Время покажет! Всяко быват! – подбоченилась, встав с лавки, баба Дуся. – У меня что Ванятка с Васькой, что Ленка – и на лицо пригожи, и не лежебоки. И невестка – молодица добрая, пригожистая, рукастая…

– И ж… пастая! – вновь не удержалась, вкрутила Агафья.

– Да уж есть, што мужику погладить! Не оглобля сухостойная, как некоторые… – И баба Дуся насмешливо оглядела худющую Агафью с головы до ног. Словно не слыша, Агафья тарахтела дальше:

– А Васька-то твой?! Балабол! Шкодник! Да и Ленка… В сельпе своём только мужикам лыбиться и горазда!..

– А тебе чево надобно? Штоб она на покупателев гавкала?! – заступилась за дочку бабы Дуси Матрёна. – Дак у нас ты хучь кого облаешь!

– От тё-тё! Защытница нашлась! – Агафья раскраснелась, ерзанула на лавке. – И все-то у тебя – золотцы самоварные! Ишшо неизвестно, чё такое постоялец твой. Не выпиват, табак не смолит, крестик носит… Крестик щас все носят, партейные и те. Вона, возьми сельсоветскую Таньку – крест золотой с грудями вместе из сарафана вываливатца – срамота! Девки, а можа, он сектант иноземный какой?!.. Оне, вона, тоже с крестами, тока не православными. А вот, так небось и есть! Вот ево и сослали подальше! В наши края завсегда таких…

– Эка тебя, старая, заносит! – засмеялась баба Дуся. – В энкаведе бы тебе служить, да времена те прощёлкала ты, подруженица!

– Ты не прошшолкай! Аль запамятовала, што у напарницы твоей, Емельянихи, Лизавета на выданье – кровь с молоком! И на цельну пятилетку помоложе твоей Ленки будет! – Агафья тоже вскочила, скорчив ехидную гримасу.

– Будя, будя! – прикрикнула баба Мотя. – Вцепитеся, давай, друг дружке в космы-то да ишшо по улице потаскайтесь на потеху! Будя! Вона, и коровёнки наши бредут…

Уже завтра подробности вечерней перепалки поблекнут и забудутся, как это бывало уже не раз. Но загадочный ореол вокруг Сергея Александровича Ашуркова заблистает ещё таинственнее и чуднее. А и вправду – самое крутое распределение выпускников, как правило, всё-таки за пределы региона не выходит. Что же закинуло двадцатитрёхлетнего армавирца из Краснодарского края за Байкал? За-а-гадка… Ну а уж тема для домыслов с пересудами – и подавно.

Но напомним, что в конце августа на Чмарово обрушились два чуда. Одно за другим. Так вот.

Второе объявилось тремя днями позже, во вторник, 23 числа. И тоже предстало добрым молодцем пред строгим ликом и немигающим взором Валентины Ивановны Непомнящих – директора Чмаровской средней школы, а по совместительству – супруги председателя местного колхоза «Заря ХХII партсъезда».

– Поздравляю вас, Александр Сергеевич, с началом трудовой деятельности, – торжественно приподняла над идеально пустынной поверхностью двухтумбового письменного стола свои дородные телеса директриса. – Надеюсь, что вы осознанно и надолго влились в наш небольшой, но дружный коллектив. Село у нас старинное, большое. Ребятни хватает. Плюс из четырёх близлежащих деревень к нам поступает контингент старшеклассников. Поэтому ваша учебная нагрузка будет полной – с пятого по десятый класс. К тому же возлагаю на вас классное руководство в девятом «А». В прошедшем учебном году русский и литературу вела Маргарита Викторовна, она же осуществляла и классное руководство в девятом. Увы… – Директорша всем корпусом повернулась к окну и сурово дёрнула двойным подбородком на сереющую в отдалении блочную двухэтажку. – Маргарита Викторовна, к сожалению, задержалась у нас ненадолго. Муж из этих военных… – Валентина Ивановна не отводила взгляд от возвышающейся над деревенскими крышами блочной двухэтажки. – Дорогу здесь строят. Шоссе союзного значения, – пояснила директорша, не поворачивая головы. – А у военных – известное дело: сегодня здесь, а завтра – куда пошлют. Мужа перевели, и мы учителя потеряли… Впрочем, так и так потеряли бы года на полтора-два…

«А, ну да, – вспомнилось Шишкину-младшему, – ослепительная миледи Ангорская из облоно упоминала про уход словесника в декрет…»

– А ваше семейное положение?

– Свободен. В смысле, холост, – стушевался неизвестно почему Саша.

Теперь директорша с грацией главной башни линкора развернулась к молодому учителю и продолжительным взглядом обмерила его с головы до ног, отчего Шишкин испытал уже знакомый ему дискомфорт – как при греческом напоре по месту постоянного жительства.

– Ничего, – как-то нараспев проговорила Валентина Ивановна и сложила губы, отрезанные от толстых щёк глубокими складками, в подобие улыбки. В сочетании с суровым взглядом из-под тяжёлых век улыбка произвела на Сашу самое зловещее впечатление. «Крови попьёт, – подумал он. – Салтычиха… Однако это «оживленье при сообщеньи о семейном положеньи»… Неужто тоже дочурка заневестилась?.. Да что же это за сказка про Колобка! Я от матушки ушёл, я от девушек ушёл, я от Машеньки ушел… Или вот это как раз Русалка на ветвях сидит или Царевна в темнице-светлице?..»

Молодой человек взбодрился. Но не в предвкушении встречи с Русалкой или Царевной. Коли есть тут такая – никуда она не денется. А из огня да в полымя… Пока, пардон, увольте! Отдышимся, оглядимся.