Тринадцать подвигов Шишкина

Однако, уподобляясь закоренелому графоману, Шишкин-младший тут же внёс строчки в блокнот, который привык таскать в кармане и периодически пополнять озарениями в стихах и прозе. Для чего, и сам не ведал. Вроде бы в литераторы не намеривается. К сочинению прозы совершенно равнодушен, а стишочки… Пописывает, бывает, под настроение, но чаще – на потребу публике или по случаю. Оригинальничает и юморит, правильнее сказать.

«Вот, кстати, вздрагивающий нерв в ироническом аспекте – вполне!» – отметил Александр. И опять вернулся в своих сумбурно-хаотических размышлениях к классикам из девятнадцатого века.

А все-таки немало общего у него с ними. Вот тогда эта мода: каждая молодая дворяночка обязательно обзаводилась красивым альбомчиком. Да и дамы постарше не гнушались подобным. И всякие гости «мужескага полу» в обязательном порядке заполняли страницы альбомчиков виршами-экспромтами и прочей лирической чепухой. Бог ты мой, ну почему это утрачено в нынешних «светских кругах»? Сколько шедевров, вышедших из-под пера (чаще из-под шариковой ручки!) Александра Сергеевича Шишкина, безвозвратно похерено! И чаще – по его же вине. Зачем надо было писать их на бумажных салфетках в кафе, на обрывках туалетной бумаги, вообще на какой-то обёрточной бумаге и промасленных газетных клочках при туристических вылазках и студенческих десантах на картошку? А уж на девичьих коленках и ляжках – в почти гусарском раже! – вовсе дурь!..

«Интересно, – тут же накатило в голову, – а хранит ли кто из прелестниц его строки, хотя бы в переписанном виде? Или они улетели в мусорные корзины и смылись под живительными струями душа или в благоухающих шампунем ваннах?»

Упоминание про ванну опять вернуло к недавнему происшествию, позорному отсиживанию в эротической осаде. И к новому поэтическому всплеску:

Обуреваема нирваной,
Дружить любила с ванной
Анна.
Но рядом падал на колени
В тоске и ревности
Каренин.
И удалялся топот конский —
Вновь ускакал куда-то
Вронский.
Нирвана тут же иссякала.
Бежала Анна
До вокзала.
А там – проклятый паровоз!
Он переехал! —
Не увёз.

Шишкин-младший отчаянно замотал головой, пытаясь остановить этот словесный понос. И заставил себя думать о… Машеньке Колпакиди. «Ей надо отдать должное. Девушка-то права… Козёл и прочее – это всё про него абсолютно справедливо. У неё – миг отчаяния, решительная попытка воззвать к обуреваемым её чувствам. А что у него? Хиханьки да хаханьки, посиделки унитазные…

Да и не в Машеньке дело. А любил ли кого он? Школьное – это не в счёт. Это – детство. Так любил или нет? Вряд ли. Тогда бы не бежал в это неведомое Чмарово. Неведомое… А вдруг, как раз там, где на неведомых дорожках следы неведомых зверей, его Русалка и обнаружится? Или Царевна. Вот сидит там, в чмаровской темнице или – какая разница! – светлице, поглядывает, милая, в окошечко, а тут и он – на белом коне!..

Кстати, о коне… Автобусом уехать или папан увезёт? Ежели б папан, то уж совершенно в строку – белая «Волга»… Не-е… Папану – некогда, про какое-то совещание трындел… Есть, правда, ещё один «белый» вариант – «персоналка» маман. Но заявиться на деревню в карете бывшей «скорой помощи»… Ага! И ещё чтобы на носилках из неё вынесли…»

Так и закончилась, в общем-то, первая наша история про Шишкина-младшего. Настырен оказался в своём устремлении свежеиспечённый педагог. И кто бы чего бы ни говорил, но на скрижалях истории добровольная ссылка урбанизированного юноши в село Чмарово конечно же будет высечена золотыми буквами, как первый подвиг главного героя нашего эпоса Шишкина Александра.

Подвиг второй Чудесное явление народу, или Жертвенная смычка города и деревни

Мы товарищи и братья —
Я – рабочий,
Ты – мужик!
Наши грозные объятья
Смерть и гибель для владык!

Никифор Тихомиров («Красная газета», Петроград, 1919 г.)

1

На Чмарово обрушилось чудо. Точнее, два чуда. Одно за другим.

В субботу, двадцатого августа, пропылённый и угарно чадящий выхлопными газами рейсовый «ЛАЗ» страдальчески протрубил тормозами у сложенной из силикатного кирпича конуры конечной остановки и исторг из чрева, в числе двух десятков пассажиров-аборигенов, мотавшихся в областной центр по всяким своим надобностям, некоего чужака.

Чужак был стопроцентным. Всё его обличье попросту кричало об этом. Чмаровские бабы, а из города обратно в родное село они одни и катили с ребятнёй, – приодеть-приобуть на новый учебный год-то надобно, – за несколько часов дороги разглядели попутчика подробно.