Тринадцать шагов вниз

Надо было приехать к клиентке на Холланд-Парк в девять тридцать, но он уже на двадцать минут опаздывал. Впрочем, она обрадовалась его приходу и не ругалась. По дороге в Челси он проверил сообщения на мобильнике и удивился, увидев одно от мистера Пирсона. Может ли он срочно явиться на встречу с начальником? Микс похолодел, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытал, когда вспомнил про стринги. Вряд ли Пирсон сердится из-за нескольких пропущенных вызовов. Он был очень вежлив с клиентом из Челси, показал, как прикреплять ремень к беговой дорожке, проверил все, что нужно. Он даже загордился своей физической силой.

Микс не слишком жаждал встречи с начальством и неторопливо приладил новый ремень к тренажеру на Примроуз-Хилл. Затем позвонил мистеру Пирсону. Вернее, его секретарше.

– Долго же ты собирался, – сказала она. – Какой смысл оставлять тебе сообщения, если ты их не принимаешь?

– Когда он хочет видеть меня?

– Немедленно. В двенадцать тридцать.

– Господи, но уже четверть первого.

– Тогда поторопись, – сказала она. – Он очень зол. Не хотела бы я быть на твоем месте.

Микс сел в машину и помчался в офис. Без четверти час секретарша ввела его в кабинет мистера Пирсона. Пирсон был единственным из тех, кто на памяти Микса обращался к подчиненным только по фамилии. Это вызывало ассоциации с армией, тюрьмой или судом.

– Ну что, Селлини?

И что на это можно было ответить?

– Молчание – знак согласия. – Пирсон рассмеялся своей шутке и продолжил: – Мы собираемся отпустить вас.

Глава 21

С дивана в гостиной Гвендолин заметила приближающегося почтальона. Он подошел к дому, и лязгнула крышка почтовой щели, в которую он бросил письмо от Стивена Ривза. Сразу почувствовав себя лучше, она без особых усилий поднялась и отправилась за письмом. Но оно оказалось не от Стивена, а от общества, собирающего пожертвования на исследования кистозного фиброза. Разочаровавшись, она принялась убеждать себя: если Стивен в отпуске, он вряд ли вернется до субботы или воскресенья, так что вряд ли успел получить ее письмо.

Старуха с трудом вернулась на диван, решив примерно через час подняться наверх и принять ванну. Но тут явилась Куини с тележкой из супермаркета, в которой лежали продукты.

– Вы с Олив, наверное, думаете, что у меня волчий аппетит, – сказала Гвендолин, без энтузиазма обследуя пакеты с зефиром, печеньем, йогуртами и салатом. – Положи все в холодильник, – попросила она и добавила, когда Куини двинулась на кухню: – Ах да, и не убирай из него фонарик, пожалуйста.

Подумав, что держать фонарик в холодильнике довольно эксцентрично, Куини тем не менее не тронула его и, вернувшись в гостиную, кротко уселась в кресло напротив Гвендолин. Было так жарко, что она надела свой новый розовый костюм и надеялась услышать от подруги комплимент. Но та предъявила какую-то красно-черную вещицу, вроде пояска, в котором Куини сразу узнала деталь туалета танцовщиц определенного типа, хоть и не видела подобных вещиц. Она густо покраснела.

– Думаю, ты знаешь, что это, раз уж так покраснела, – сказала Гвендолин.

– Конечно, знаю, – ответила Куини.

Она говорила по обыкновению мягко, но Гвендолин усмотрела в этом упрямство.

– Ладно, не морочь мне голову. Олив думает, что это может принадлежать… любовнице мистера Селлини.

– Какое это имеет значение, дорогая? – отозвалась Куини. – Вряд ли эта вещь дорого стоит.

– Я хочу прояснить ситуацию, – заявила Гвендолин. – Это значит, что либо она, либо они вдвоем побывали в моей прачечной.

– Ты можешь спросить его об этом.

– Я собираюсь. Конечно, сейчас его нет дома, и бог его знает, чем он занят, – вздохнула Гвендолин. – Думаю, мне надо принять ванну.

Старуха намекала на то, что подруге пора идти, но Куини восприняла намек по-другому.

– Хочешь, чтобы я помогла тебе, дорогая? – спросила она. – Я купала мужа каждый день, когда он болел.

Гвендолин театрально пожала плечами.

– Нет, большое спасибо. Я прекрасно справлюсь сама. Кстати, – произнесла она, хотя это было совсем некстати, – тот индус написал мне, что Отто съел его цесарок. – И, забыв о литературном таланте мистера Сингха, добавила: – Конечно, ни один приличный англичанин не стал бы нарушать закон и держать в центре Лондона домашнюю птицу.

Куини трудно было рассердить, но поскольку она была волонтером в Комитете по расовому равенству, то легко выходила из себя при малейшем намеке на дискриминацию.

– Знаешь, Гвендолин, – хотя, наверное, не знаешь, – если бы ты сказала такое на публике, тебя могли бы привлечь к суду. Это настоящее оскорбление, – заявила она и добавила уже менее пафосно: – Мистер Сингх очень приятный человек. Он был профессором в Пенджабе.

– Какая ты смешная, Куини, – расхохоталась Гвендолин. – Ты только послушай себя. А теперь мне надо в ванную, так что тебе лучше уйти.

В коридоре Куини наткнулась на Отто. Он сидел на нижней ступеньке с мышиной тушкой в зубах. Голова мыши валялась на потертом коврике позади него.

– Пошел вон. Кошмар какой! – воскликнула Куини.