Тринадцать шагов вниз

Голова у Гвендолин опустела, мысли начали покидать ее. Появился Стивен Ривз и отправился той же дорогой, что и ее мысли. И где-то вдалеке, на грани неопределенности, она видела размытые тени — ее родителей. Или нет. Постепенно исчезли и они, скрылись за гранью, куда ушел Стивен. Она была совсем одна на свете, но что в этом странного? Она всегда была одна. И сейчас, когда что-то бормотало и шуршало там, где раньше были мысли, она знала, что и покидать мир будет в одиночестве. Зачем-то, без особенного желания, Гвендолин приказала своим рукам пошевелиться, но те уже не повиновались, а она слишком устала, чтобы приказывать снова. Она очень медленно дышала. Вдох, выдох. Вдох и после паузы выдох. Неглубокий вдох и долгий судорожный выдох. Будь здесь свидетели, они бы подождали следующего вдоха, и, не дождавшись, встали бы со стульев, закрыли ей глаза и накрыли лицо простыней.

Яркий лунный свет лился в спальню. Гвендолин не хватило сил задернуть шторы. За четыре прошедших часа на безоблачном небе взошла почти полная луна. Сквозь полуоткрытые шторы на постель ложилась бледная полоса света, но лицо оставалось в темноте. Раньше обычного погасли огни в доме мистера Сингха, и светящееся сказочное дерево тоже потемнело.

Входя в спальню, Микс к своему замешательству обнаружил, что его трясет. И не от холода, а от страха. Чего ему бояться? Ведь на этот раз, увидев привидение, он даже не вздрогнул. Все двери внизу заперты, закрыты на засов. Они здесь одни. Правда, наверху — призрак, но Микс чувствовал, что Реджи одобрил бы его действия. Как по волшебству боль в спине исчезла. Хотя он не пил ибупрофен. Теперь все будет в порядке.

Когда он подошел к кровати, черная тень шевельнулась и встала, выгнув спину. Зеленые глаза казались ярче и больше, чем обычно.

— Я и тебя убью, — сказал Микс.

Он поймал было Отто, но кот легко вывернулся, зашипел как змея и прыгнул к приоткрытой двери.

Старуха лежала совершенно неподвижно. Сделай это быстро, сказал он себе, и сейчас же. Не смотри на нее. Просто делай. Ее голова лежала на подушке. Рядом — вторая подушка. Третья прислонена к спинке кровати. Дрожащими руками он взял ближайшую подушку и, отвернувшись, что есть силы прижал ее к лицу женщины.

Она не пошевелилась. Не стала бороться. Лежала совершенно неподвижно. Микс начал считать до ста, двухсот… досчитав до пятисот, он расслабил руки, и пальцы коснулись ее шеи. Кожа оказалась ледяной. Он никогда раньше не прикасался к такому старому человеку — его бабушка умерла в семьдесят. Неужели они все такие холодные? Жар крови, тепло жизни потихоньку остывает с годами.

Он положил подушку на место и стянул с тела одеяло. Удивился, увидев, что старуха полностью одета. Может, она всегда спит не раздеваясь. Он вытащил простыню из-под покрывала и начал заворачивать тело. У него уже был некоторый опыт в этом деле, поэтому он действовал относительно ловко. Необъяснимая дрожь прошла. Он успокоился и смирился. Он сделал то, что должен был сделать. Прежде чем накрыть голову, Микс заставил себя взглянуть на лицо. Широко открытые глаза напомнили Данилу. Но глаза Данилы были ясными и молодыми, а тело — теплым. А эти глаза — мутные и слезящиеся, окружены сеткой морщин. Старуха была холодна как лед.

Она оказалась куда тяжелее Данилы, и потребовалось много времени, чтобы затащить ее вверх по лестнице. Тело стукалось о каждую ступеньку. Он ожидал, что снова заболит спина, но боли не было. Когда труп оказался в квартире, он налил себе неразбавленного джина, потом вернулся в ее спальню и небрежно заправил кровать так, как наверняка это сделала бы она. Туфли, которые она сбросила, ложась в постель, он бросил в шкаф, на кучу барахла. Всем, кто будет спрашивать, он ответит, что старуха уехала подлечиться, и оставит все так, будто она действительно уехала.

Затаскивая тело наверх, Микс думал, что опять повредит себе спину, но боли не было. Почему-то он знал, что ее не будет, если только не вернется позже, как в прошлый раз. На судебном разбирательстве с Тимоти Эвансом Реджи убедил суд, что он не убивал жену Эванса, так как у него больная спина и он не смог бы поднять ее. «А я вообще не попаду в суд», — твердо сказал себе Микс. Он избавился от старухи, чтобы уберечь себя от суда.

Он спустился вниз и отодвинул засов на парадной двери — на тот случай, если Уинтроп или Фордайс решат прийти с утра пораньше. Совсем ни к чему, чтобы они удивлялись. Ночной дом — жуткое место. Таких мест вообще не должно существовать, подумал он. Если долго здесь жить, можно сойти с ума. Будешь чувствовать, как дом разрушается, постепенно гниет, как час за часом, минута за минутой ветшает дерево, обивка и древние ковры. Ему казалось, что если замереть и прислушаться, то можно уловить, как что-то тихо падает и крошится, как грызут дерево короеды, как оседает пыль, что-то рассыпается в труху или ржавеет. Как он вообще мог поселиться здесь? И зачем потратил столько денег, чтобы сделать квартиру пригодной для жилья?