Тринадцать (СИ)

Через несколько мгновений я почувствовала приятный холодок, разошедшийся по голове, пробирающийся глубже, впитывающийся в меня. Он был совсем не таким, какой я чувствовала при встречах с Эриком, его холод был обжигающим, парализующим, лишающим воли, а этот холодок был скорее приятным, расслабляющим. Я постепенно начала проваливаться в пропасть, ощущение полёта было таким реальным, таким на удивление острым и манящим. Мне не хотелось сопротивляться, наоборот, бездна манила меня, унося всё ниже и ниже. Я открыла глаза и вдруг осознала, что не падаю вниз, а лечу ввысь, прямо к солнцу. Было так тепло и безмятежно внутри моей собственной реальности, ничто не угрожало, повсюду было лишь голубое небо и изредка проплывающие облака. Сколько я парила в таком состоянии — не известно, здесь время шло совсем по-другому. И здесь ничто не имело никакого значения. Какие войны, какие монстры, какие Маги? В моём собственном мире их нет и быть не должно, я не пущу их сюда. Вдруг я начала пролетать над очень знакомыми местами, Боже, да это же мой родной город, мой родной дом! Невысокие здания, в основном этажей в десять, но нередко и более высокие, вырастали из земли, тянулись ко мне, будто желали полетать со мной. Наш город был не таким уж и маленьким, суетливым, светлым и ночами ярким — иллюминация заливала его изнутри своими мерцающими красками. Мы — я и моя семья — жили не в самом мегаполисе, а в загородном небольшом двухэтажном доме. Я полетела в его направлении и уже через несколько минут увидела его вдалеке. Скупая слеза покатилась по моей щеке. Безусловно, было очень больно видеть его после всего, что произошло за последние четыре с половиной месяца. Вот он наш небольшой участок земли — шесть соток — вот он наш «красавец-защитник» от окружающего мира, смотрит на меня пустыми потухшими окнами, тропинка к его входу так и манит пройтись по ней, невысокий забор с закрытой на щеколду калиткой выглядит сиротливо. Я поддаюсь своему порыву и лечу к нему навстречу. Коснувшись голыми ступнями нашей подъездной дорожки, иду ко входу, перекидываю руку через калитку и отворяю её, убрав засов. Ступаю на тропинку. Всё внутри меня перевернулось в этот момент: вот она я, вот иду к дому, как и всегда шла после школы, а потом и после занятий в университете, протягиваю руку к ручке на двери, дёргаю её, дверь легко поддаётся и распахивается передо мной.

Я стою на пороге, не решаясь войти. Буря эмоций накрывает меня враз: смятение, тревога, ужас, грусть, скорбь, чувство повышенной опасности. Мозг так и кричит мне — стой, не ходи туда! Я и не иду, ведь мне просто очень страшно. Возникает ощущение, что монстр сидит где-то внутри дома и поджидает меня, я лишь следую его воле, иду на его зов. И тут я совсем потеряла контроль над своими эмоциями и разревелась в голос, впала в истерику, как я впадала в неё в первые дни своего пробуждения после той Ночи. Я облокотилась на дверной косяк и медленно сползла по нему. Лица любимых людей стали мелькать перед глазами: мама, папа, братишка. Они закружились в диком танце, завертелись в водовороте. Сначала они смотрели на меня добро и ласково, с любовью, теплом и нежностью, потом выражения их стали меняться, лица их стали каменными и безразличными, затем выражения стали суровыми и через мгновения уже осуждающими. Казалось, они говорили мне: «Чего ты ждёшь?? Это ведь твой родной дом! В ту Ночь ты покинула нас, спаслась, а мы остались здесь, мы всё ещё здесь, ждём тебя…». Ужас вцепился в моё существо, вмиг похолодев, я встала на не сгибающихся ногах, повернулась в сторону чёрного прямоугольника входа в дом и сделала шаг внутрь.

Вдруг мрак отступил, наш коридор оказался залит светом, прямо по курсу был проход в просторную гостиную, чуть ближе от него по обе руки две двери — одна на кухню, другая в ванную комнату. Я услышала такой знакомый звук — что-то скворчало на сковородке, жарилось в раскалённом подсолнечном масле. Не веря своим ушам, я сделала шаг вперёд, затем ещё один и ещё. Поравнявшись с кухней, я заглянула в неё — мама стояла у плиты и жарила мои любимые хлебцы, окунув их предварительно в яйцо с молоком. Слёзы навернулись на глаза снова, истерика подступила к горлу новым комом, но я успела взять себя в руки. Как раз в этот момент мама повернулась ко мне лицом, заглянула мне в глаза и улыбнулась — она видит меня!

— Мам — еле слышно произнесла я, не надеясь, что мне ответят.

— Да, дорогая? — она меня слышит!

— Мам! — громко крикнула я и со слезами на глазах кинулась ей на шею.

— Ничего, всё хорошо, дорогая моя девочка. Ты со всем справишься.

— Что? — оторопела я от удивления — С чем справлюсь, о чём ты?

— Ана, дочка, я ведь не настоящая, ты это понимаешь, я нахожусь в твоей голове и в твоём сердце, поэтому я здесь сейчас.

— Мы все здесь, милая — послышался голос из-за моей спины. Медленно повернувшись через плечо, я увидела добрые и любящие глаза своего отца.

— Папа! — кинулась я на шею к нему.

— Всё хорошо, дочка, всё хорошо… — улыбнулся мне он.