Тринадцать женщин, которые изменили мир

Как постоянная шумиха, так и законные действия ожесточили Каллас. Она была действительно эмоционально очень чувствительной женщиной-ребенком, на чем основывались многие ее профессиональные проблемы. Именно во время этих деловых кризисов она в первый раз решила поставить личную жизнь выше искусства. Она отменила выступление в опере Сан-Франциско 17 сентября 1958 года по болезни. Директор Курт Адлер был разъярен и подал жалобу в Американскую гильдию музыкальных артистов, которая позже объявила ей выговор на судебном заседании. Эти постоянные сражения только укрепляли ее репутацию взбалмошной артистки, которая подобно Норме была в постоянных конфликтах между своими священными клятвами и страстным желанием любви и поклонения. Каллас говорила:

«Мы платим за эти вечера. Я могу проигнорировать это. Но мое подсознание не может… Я признаю, что бывают времена, когда какая-то часть меня польщена высоким эмоциональным накалом, но вообще я не люблю ничего из этого. Начинаешь чувствовать себя осужденной… Чем больше у вас известности, тем больше ответственность и тем меньше и беззащитней вы себя чувствуете» («Lowe», 1986).

После представления «Нормы» в Риме в 1958 году Мария была представлена судостроительному магнату Аристотелю Онассису Эльзой Максвелл, известной американской газетной фельетонисткой и устроительницей вечеров. Каллас и ее муж были приглашены на яхту Аристотеля «Кристина», пользующуюся дурной славой, и с этого момента ее карьера отступила на второй план по сравнению с огромной потребностью в любви и привязанности. Эта ранимая женщина была легкой добычей для любящего земные радости, распутного Онассиса. Подобно Медее, Каллас не колебалась пожертвовать всем, чтобы удовлетворить свои романтические желания. После романа с Аристотелем Каллас дала только семь представлений в двух городах в течение 1960 г, и только пять представлений в течение 1961 г. Она спела свою последнюю оперу, «Норму», в 1965 году в Париже, где она жила после того, как ее бросил Онассис. После брака Аристотеля с Жаклин Кеннеди Каллас согласилась играть Медею в кинофильме Пьера Пазолини в 1970 г. Это оказалось большое произведение искусства, но коммерческая неудача. Ирония заключалась в том, что в своем последнем представлении она должна была играть роль, показывающую, как в зеркале, образ ее агонии и мучений. Каллас была отвергнутой женщиной, и было что-то пророческое в том, что Пазолини выбрал ее на такую роль именно в тот момент, когда ее мучитель, Онассис, умирал: «Вот женщина, в каком-то смысле самая современная из женщин, но в ней живет древняя женщина – странная, мистическая, волшебная, с ужасными внутренними конфликтами» (Пазолини, 1987)

ТЕМПЕРАМЕНТ: ИНТУИТИВНО-ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ

Эта гонимая страстями женщина была интровертом с развитой интуицией, внутренне глубоко переживающим свои эмоции. Она относилась к жизни эмоционально и личностно. Ее страсть к жизни была скрыта, пока она не появлялась на сцене в спектакле, особенно в моменты высокой психологической нагрузки. Это было вредно для неустойчивой маниакально-депрессивной личности, которая отчаянно нуждалась в признании и привязанности. Каллас вела себя в отношениях с людьми таким же самым образом, и эта неспособность отделить выдуманное от реальной жизни причинила ей много сердечных мук за всю жизнь. Эмоциональные взрывы и лихорадочная драма – важные и ценные качества на сцене, но часто теряют свою привлекательность в реальной жизни, в профессиональных отношениях. Каллас было предназначено жить и умереть эмоционально.

Будучи замужем за Батистой, Каллас была очень дисциплинированной. Батиста говорил, что дома она была так же обязательна, как и на сцене. Он написал в своей биографии: «Она была дисциплинирована и дотошна в музыкальной подготовке, так что это согласовалось с ее домашними привычками.» Мания совершенствования и порядка приводила ее в состояние паники перед каждым спектаклем и вызывала серьезное беспокойство. Впоследствии у нее были сильные головные боли и бессонница. Она была так же бескомпромиссна, как Тэтчер и Меир, хотя по уму уступала им. Именно ее нетерпимость и нетерпимость критики поставили ее особняком. Она никогда не отступала, когда чувствовала, что она права, по любому поводу и говорила: «Они говорят, что я упрямая. Нет! Я не упряма; я права!»