– Ну и хитрец этот Михаил Аронович, – пробормотала Притула, закончив чтение.
Она вновь взглянула на свой текст. Деревянный язык… и опять этот несносный «Лукин-Задрюкин» (так они со Сточным определяли вообще любой проходной материал о политике). Обойдутся читательницы на 8 Марта без ее опроса. Она направилась к Сточному мириться. Вошла, села с покаянным видом.
– Извините меня, Михаил Аронович. Я больше никогда так не буду поступать.
Ответственный секретарь сделал знак, означавший «пустяки», и позвонил главному:
– Притула снимает свой материал. Да, сама. Ну что, подписываем полосу?
– Подписывайте, – раздался в трубке бодрый голос.
И главному ее материал не нужен…
– Понимаешь, Оксаночка, – опять начал свой психотерапевтический сеанс Сточный, – на кого другого я бы не стал времени тратить. Жалко мне, что ли, поставить твою заметку? Мало мы нудятины публикуем? Вот, полюбуйся… И вот это… Твои партийные тетки – просто глоток свежего воздуха по сравнению с этой макулатурой, которую
У тебя обязательно, обязательно получится. Ну-у, уже и слезы появились.
– У меня ничего никогда не получится-а-а!
Слезы ручьями потекли из глаз девушки, и она с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос. В эти минуты она ощущала себя дошкольницей, которая безуспешно пытается написать первые в жизни строчки. Ну кто бы мог подумать?
Но Оксана быстро взяла себя в руки, отступать перед трудностями не в ее характере. Вообще не писать официоз она не могла, поэтому они договорились таким образом. Если она приносит рутинную заметку, то предупреждает: это «Лукин-Задрюкин», и Сточный ставит ее, не читая. Однако ее творческие материалы они по-прежнему будут оценивать по гамбургскому счету и дорабатывать сколько надо. Их сотрудничество продолжилось.
Михаил Аронович придерживался точки зрения (несколько старомодной, признаться), что для хорошего материала, который возьмет читателя за душу, вовсе не требуется хватать звезд с неба. Истинное мастерство – пройти исхоженной дорогой и увидеть то, что укрылось от внимания остальных. Новый ход, новый угол зрения, новый вывод. Массы людей видят и слышат
Ответственный секретарь вообще любил приводить примеры из своего прошлого. Правда, в редакции никто не помнил, чтобы он написал хотя бы две строчки. Но правщик он был отменный, этого не отнимешь, и в его литературном вкусе никто не сомневался.
Михаил Аронович предложил Оксане написать что-нибудь в номер на 9 Мая.
– А с кем из ветеранов переговорить? Самые заслуженные уже выступали много раз.
– Ты и не гоняйся за самыми заслуженными. У тебя дед воевал?
– Да, а бабушка пережила блокаду.
– Вот и напиши о них. Раскрой какую-нибудь из своих фамильных тайн.
Притула рассказала коротенькую, на полторы странички, историю о том, как ее дед-артиллерист был ранен в руку разрывной пулей, потом в госпитале не спал несколько ночей, прижав кисть к груди, опасаясь, что врачи могут ее ампутировать. После войны этой изуродованной рукой он выжимал двухпудовую гирю. Уже утром в день выхода газеты в редакцию стали звонить люди. Кто-то говорил Оксане спасибо, кто-то деловито уточнял, в каких частях служил ее дед, нашлись и те, кто утверждал, что был знаком с ее дедом-фронтовиком и бабкой-блокадницей. Притула испытала давно забытое ею чувство. Оно было настолько приятным, что она провела у себя в кабинете с утра до вечера несколько дней, ожидая звонков читателей и отвечая на них. Прежде Оксана не раз слышала о своих материалах: «профессионально», «оперативно», «очень вовремя». Но, оказывается, самая приятная для автора оценка – «спасибо». Человек просто звонит и говорит спасибо. Как она, журналист, могла раньше без этого обходиться?
Между тем пришло лето, а вместе с ним патентованная летняя тема – квартирные кражи.
Притула предложила Сточному взять интервью у какого-нибудь спеца.