Тринадцатая ночь. Роман-гипотеза

— Да, их случай не очень типичен. Они уехали на дачу и вернулись, что-то забыли.

— То есть раскрываемость таких преступлений — ноль?

— Не ноль. Процентов десять. В этом году, может быть, у нас даже дойдет до двадцати. По горячим следам воров найти почти невозможно. Но рано или поздно — на двадцатой, тридцатой краже — воры могут засыпаться. Допустим, напорются на сигнализацию, успеет приехать вневедомственная охрана. И вот доставляют их к нам, мы смотрим по картотеке — а их пальчики нигде не засветились. Хотя мы чувствуем, что за каждым из них десяток-другой эпизодов. Иногда приходится отпускать.

— А десять процентов откуда берутся?

— Надо отрабатывать места преступлений. Я это у нас наладил, когда сюда пришел. Месяц назад был случай: взяли группу малолеток на другом конце Питера. Так их пальчики были сняты только у нас! Сразу три эпизода раскрыты. Полковнику Москаленко объявили благодарность по главку.

— Значит, Сарафанов правильно сделал, что заставил вас прислать эксперта и кинолога?

— Вы и это знаете?

— Да, я успела с ним утром пообщаться. Искала на вас компромат. Но его жена сказала, что если милиционеров пинать, они начинают шевелиться.

Найденов рассмеялся:

— Правильно сделал. Я же сказал вам: в семье не без урода. Это я про нашего сотрудника.

— А других у вас нет?

— У меня по штатному расписанию двенадцать оперов. В наличии девять, с опытом работы в органах более трех лет — двое всего. Еще двое — в отпуске, кто-то отсыпается после дежурства. Так и работаем. А у нас ведь не только квартирные кражи случаются.

Подполковник помолчал. Затем продолжил несколько загадочно:

— Однако есть одно обстоятельство, которое может оказаться на пользу Сарафановым. Подождите, Оксана, мне надо потолковать с Халилем.

* * *

Поток посетителей к бармену наконец иссяк, во многом потому, что он в какой-то момент поставил стул у входа, дав понять: прием окончен. Подполковник направился к барной стойке, кудрявый коротышка вышел ему навстречу. Они стали тихо переговариваться. Оксана с любопытством за этим наблюдала. Лицо Найденова ничего не выражало, а подвижное лицо его собеседника, наоборот, постоянно меняло оттенки, от крайней почтительности до как будто возмущения.

— Такое дело, Халиль, — сказал Найденов. — Сегодня ночью какие-то пацаны влезли в квартирку на Энтузиастов. Что-нибудь знаешь об этом?

— Что унесли? — глядя в сторону, спросил бармен.

— Ноутбук, пару тысяч долларов, ну и так, по мелочи. Если нужно, мой парень привезет опись.

В глазах у Халиля заплясали загадочные огоньки.

— У меня к вам, Владимир Ильич, тоже просьба. Вчера на рынке задержали нашего парня. По беспределу задержали. Говорят: у тебя документы не в порядке. Это у него-то не в порядке? Все у него в порядке. Взяли бумаги, порвали прямо на глазах и говорят: полезай в машину. Это правильно, да? Отпустите его. Хороший человек, я отвечаю. Маму жалко.

— Я в курсе. Дрянь всякую носит в карманах твой хороший человек. Ладно, приезжай к обеду, забирай.

Ильич знал, что разговор о парне, задержанном по беспределу, зайдет. Действительно, время от времени местная милиция пополняла свой, так сказать, обменный фонд, что давало ей дополнительные каналы влияния на местные группировки и вообще служило напоминанием, кто в доме хозяин. Дагестанец Халиль был не просто барменом, он являлся совладельцем двух рынков, их реальной администрацией, своего рода местной теневой исполнительной властью. Лично ему принадлежали на вещевом рынке ломбард, несколько магазинов, его родственники и земляки контролировали в районе разные злачные удовольствия, вплоть до сугубо криминальных — продажи наркотиков. Он улаживал конфликты между группами торговцев, вызволял «хороших парней» из-под милицейской стражи. Если на рынках хотела поработать группа карманников, то ее бригадир приходил за разрешением к Халилю, и тот, обсудив условия, давал санкцию, а иногда не давал. Карманников, работавших без разрешения, быстро вычисляли, и судьба их была незавидной.

Люди, которыми интересовался подполковник, могли попытаться сбыть краденое на рынке и закупить дозу зелья. Тогда они не прошли бы мимо внимания Халиля.

— Попробую выяснить, Владимир Ильич. Поспрашиваю. Только вы знаете мое правило: фамилий я не назову. Что хотите узнать у них? А вещи мы отдадим, зачем нам чужие вещи?

— Те, кто был в квартире, мне не нужны. Они сейчас собирают галлюциногенные грибы где-нибудь в подвале. Но на улице их ждал взрослый. И он мог видеть кое-что важное. Например, то, как из подъезда вывели человека и посадили в джип. Понимаешь? Любая информация об этом джипе.

— Когда нужно?

— Немедленно. А еще лучше вчера. Понял? И никому ни звука.

Халиль что-то прикинул, улыбнулся и сказал:

— Я приеду за нашим парнем через часок, хорошо?

— Хорошо. Комп не забудь. И две тысячи.

— Свои отдам, разве это деньги?