Следующие несколько дней прошли в хлопотах, связанных с похоронами Владимира Андреевича и коронацией Андрея. Конечно, хлопотали не мы, мне только пришлось недолго постоять у гроба. Император меня выделял, но между нами не было близких отношений, поэтому я переживал за друзей. Впрочем, с Андреем теперь не подружишь. Даже если он не захочет ничего менять в наших отношениях, это придется сделать мне. До конца зимы мы с ним почти не виделись. Молодому императору пришлось вникать в государственные дела, к которым его хоть и готовили, но, учитывая возраст отца, не слишком при этом старались. Да он и сам не рвался. Теперь приходилось выкладываться. До появления у него сына цесаревичем был объявлен Олег.
— Мне от этого нет никакой радости, — жаловался он мне. — Нашим детям будет проще, а нам этот трон буквально свалился на голову. У меня уже никого не осталось из прежних друзей, один ты, да и у брата с этим ничуть не лучше. Ты его не бросай, а то это тоскливо, когда нет ни одного друга. Все вокруг источают почтение, хорошо если искреннее, но ты для них не человек, а символ, а это хреново — быть символом. Жена и брат, конечно, тоже друзья, но этого мало. А с матерью совсем плохо. Как бы и ее не пришлось хоронить.
Весна была затяжная, и даже в конце апреля было очень холодно, ветрено и сыро. Впрочем, на нас это почти не отражалось, потому что, кроме двух выездов на природу, все остальное время приходилось сидеть во дворце. Я все так же просматривал отчеты и иногда делал небольшие записи. За все время Андрей вызвал меня только один раз по какому‑то малозначительному вопросу. В кабинете не было никого, кроме нас, но я все‑таки держался, как подобает. Когда через два дня Олег сказал, что брат на меня в обиде, я рассердился.
— Он император, а я обыкновенный князь! — ответил я. — Таких, как я, пруд пруди! Если он считает возможным наедине поддерживать прежние отношения, мог бы так и сказать, а проявлять инициативу с моей стороны будет наглостью!
Сегодня он меня вызвал вторично и тоже для беседы наедине.
— Садись, — сказал Андрей, — надо поговорить. — Уже середина мая, скорее всего, скоро начнутся боевые действия, а у нас никак не могут прийти к общему мнению, как они будут развиваться.
— А я, значит, должен поработать за морское министерство и генштаб? — засмеялся я. — Отсутствие единого мнения говорит о том, что нет достаточно данных для анализа. Кроме того, существенно возросли возможности военных в части применения техники, а опыта ее применения нет. Кайзер чем‑нибудь делится?
— Данными разведки по американцам. Своими планами он делиться не хочет. Написал в личном письме, что наш флот может понадобиться только в том случае, если и их империя будет использовать свой флот в Средиземном море. Попросил поддерживать готовность к походу и обещал предупредить заблаговременно. Нам туда плыть по хорошей погоде не меньше четырех дней.
— Что по американцам? — спросил я. — Тянут бомбы и самолеты в Алжир?
— Тянут, — подтвердил он. — Отец говорил или сам догадался?
— А тут и догадываться нечего, — ответил я. — Империя это не какая‑нибудь Дания, которую можно захватить и не заметить. Для ее захвата и последующей оккупации нужна как минимум миллионная армия и куча техники. Ничего этого у американцев нет, поэтому не будет никаких захватов. Начнут тупо бомбить Францию, пока у французов не иссякнет терпение. Не думаю, что им потребуется много времени, чтобы выйти из империи. Были бы они в ней лет пятьдесят — дело другое. Из Алжира можно зацепить и Германию, хотя я не знаю возможностей американских самолетов. Вот если бы им помогла Англия, хотя бы аэродромами, я немцам не позавидовал бы. На что кайзер делает упор? На самолеты?
— Он перед нами не отчитывается, — ответил Андрей, — видимо, боится утечки.
— Это для него самый естественный ход, — сказал я. — Наштамповать самолетов и создать мощную противовоздушную оборону.
— Разве их штампуют? — удивился Андрей. — Я думал…
— Я применил это слово в другом значении. Если подвести итог, то американцам нужно бомбовыми ударами разрушить империю и уничтожить в Германии как можно больше всего: городов, заводов и населения. Понятно, что они должны захватить или уничтожить флот. Цель — отбросить Германию в военном и экономическом отношении и дать немцам урок, чтобы они еще долго не разевали рот на колонии. Пока они оправятся от этого поражения, американцы так в них укрепятся, что назад уже не отберешь. И оправятся только в том случае, если не вмешаются англичане, а они вполне могут вмешаться: добивать — это не драться с сильным противником.
— Значит, война самолетов? — сказал Андрей.