Тринадцатая редакция. Модель событий

— Не, драться я не буду. Скандалить — тоже. И петь перестану, — весело сообщил человек. — А ты, Григорий Александрович, что же, сам по морде не хочешь, папашу под удар подставляешь? Узнаю старого друга.

Джордж резко повернулся и присмотрелся к собеседнику: да уж, немудрено было не узнать всегда элегантного Маркина в этих обносках, да ещё к тому же небритого и нестриженого.

— Стиль «дауншифтер», — пояснил Дмитрий Олегович, — приобретает всё больше поклонников в Европе.

— Хочу тебя предупредить, что некоторым людям — неважно, в Европе или у нас — идёт так называемая лёгкая небритость, а некоторым — категорически нет. Ты, к примеру, с этой небритостью уж больно смахиваешь на бомжа.

— Я и есть бомж — человек без определённого места жительства. Счастливый, живой человек.

— Вы кто такой? — насторожился Джордж. Отродясь Димка не проявлял такого жизнерадостного веселья.

— Я — тот, кто нашёл тайный лаз на крышу и повёл тебя за собой, вот я кто. Да правда, я это, я, Маркин. Впусти меня в помещение... дай поесть, переодеться. Я даже побреюсь по такому случаю, хотя Эрикссону, к примеру, мой внешний вид был по сараю. Работай давай, раб а остальное неважно. Ну, тебе виднее, это же ты продал меня ему в рабство. Сколько заработал? Думаю, немало — вон очередной кабак себе отгрохал. Или подожди, это опять на папенькины деньги?

— Ну вот, теперь я тебя узнаю, — с облегчением вздохнул Джордж. — Всё-таки должны быть какие-то вечные ценности.

— Нет, ну, правда, сколько монет ты выручил за меня? — продолжал издеваться его друг. — И признавайся, ты думал, что живым я не вернусь, и потому не скрывался?

Джордж уже успел открыть дверь, включить свет и отключить сигнализацию, и тут только вспомнил весьма неприятные намёки Эрикссона касательно отрезанных пальцев и прочих частей тела. При полной иллюминации Димка выглядел ещё более жалко, чем на улице, в утренней полутьме, но на первый взгляд был цел и невредим.

— Неужели всё так серьёзно? Руки-ноги вроде на месте, но ты бледный какой-то. Органы он у тебя никакие не вырезал?

— А если бы вырезал — ты бы со мной чисто по-дружески поделился, что ли? — огрызнулся Дмитрий Олегович. — Ничего мне он не отрезал, не варвар же. Так, поселил в подвале на соломке, кормит впроголодь. Отпустил вот вроде как с поручением, а вроде как на побывку. Так что давай обихаживай меня, корми, если одолжишь что-нибудь из шмотья, то счастью моему не будет границ.

Джордж пропустил Димку в кабинет, приглядываясь к нему: он как будто бы стал гораздо свободнее? Счастливее? Хотя, казалось бы, куда уж ему быть свободнее? И какое может быть счастье от жизни впроголодь в подвале, на соломе?

— Ты как будто бы не особенно страдаешь, — заметил Джордж, вытаскивая из шкафа спортивный костюм, который он купил уже два месяца назад, чтобы ходить в спортзал, да всё никак не мог найти время.

— Костюмчик мне будет коротковат, но ничего, как раз то, что надо. Новенький, чистенький, свеженький. Да. А то, что я не страдаю, — скажи, тебя сильно огорчает? Я тогда могу сделать вид, что страдаю. О, как страдаю я под железной пятой самодура Ингвара! Как нуждаюсь в человеческом обществе! Как хочу вырваться из клетки, в которую он меня заточил! И как мне безумно интересно всё, чем он занимается... Ой, прости, я же, кажется, обещал страдать.

— Хватит паясничать, — распорядился Джордж, — где тут душ, ты помнишь. Переодевайся, а мне надо делами заниматься.

— Делами, ага, — потянулся Дмитрий Олегович. — Кофе мне сварить не забудь. И главное — скажи, на чьи деньги ты открыл это заведение?

— На свои, — спокойно сказал Джордж. — А у тебя были другие версии?

— Я опасался, вдруг ты набрал кредитов. Но раз нет — то и славно. Сможешь мне дать взаймы? С отдачей, разумеется, после того как Ингвар меня окончательно выпотрошит и сочтёт возможным отпустить на волю?

— Так ты ещё не свободен, что ли?

— Куда там! Ты так надёжно меня запродал. Ладно, ладно, я не внакладе — видишь, живой до сих пор. Слушай, я у тебя поживу пока? У тебя жильё-то есть вообще?

— Вообще есть. Но поселить тебя я смогу только на кухне. Извини, у меня теперь всего одна комната. Но кухня просторная — четырнадцать метров. Диванчик там стоит для гостей. Правда, жёсткий.

— Отлично, обожаю жёсткие диваны, от них одна сплошная польза позвоночнику. А на кухне жить — вообще мечта моя. Там еда! Её можно есть, когда захочешь!

— Мне больно смотреть на тебя, — признался Джордж. — Скажи какую-нибудь гадость, а то я решу, что Эрикссон тебя всё же замочил и теперь я наблюдаю твоё бледное привидение.

— Анна-Лиза там как? Вспоминала о тебе хоть раз? — поинтересовался Дмитрий Олегович, скептически разглядывая спортивный костюм.

— Один раз вспомнила, а с чего бы это ей обо мне помнить? — с притворным равнодушием произнёс Джордж.

— Мне больно на тебя смотреть! — воскликнул Дмитрий Олегович. — Ты взвалил на свои плечи уйму работы, лишь бы пореже вспоминать о нашей прекрасной подруге, а тут приезжает сволочь Маркин и бесцеремонно напоминает о ней.