Тринадцатая редакция. Напиток богов

Пациент вышел в коридор, ступая осторожно, как по гнилым доскам.

— Нина! Кто у тебя там чужой ходит всё время? — крикнул из своей комнаты старик.

— Тише! Кругом соседи!

— Да закройте же окно! Залезут с крыши!

Шурик и Мишенька вышли в длинный коридор. Дверь мягко закрылась за ними, сам собой защёлкнулся замок. Навстречу шагал, гремя цепями, политкаторжанин в кожаной куртке с заклёпками. Байкер, должно быть. Мишенька приветливо поздоровался с ним и ничуть не испугался.

* * *

Солнце прогнало Дмитрия Олеговича с веранды, но не удовлетворилось тем, что он забился в самый дальний угол в самом тёмном зале, и то и дело подпускало к его столику пучок солнечных лучей. Лучи приближались, наступали, и, казалось, нет никакого от них спасения — а потом они обходили его стороной, как будто брезгуя таким обществом.

Можно было подняться наверх, в квартиру пенсионерки-дачницы, оставившей ключи недостойному доверия Хозяину Места. Но шемобора словно удерживали в зале какие-то силы. Он, почти невидимый в своём тёмном углу, следил за каждым движением Анны-Лизы, за каждой улыбкой Джорджа, то появлявшихся в зале, то исчезавших. Он искал доказательств тому, что они — не пара. Или тому, что они — пара. Нужна была определённость, ясность. Без ясности его мозг отказывался просчитывать варианты. Но эти двое, казалось, сговорились измучить его неизвестностью.

Шли минуты, бежали секунды. Мерно шагали часы. Каждая упущенная минута — как капля холодной воды на темя. Каждый час — как раскалённое клеймо. И уйти нельзя, и сделать ничего невозможно.

Дмитрий Олегович попал в паутину, которую сам же и сплёл. А может быть, закутался в кокон, из которого очень скоро вылетит прекрасная бабочка. Непременно ядовитая, но прежде всего — прекрасная. Уж она-то, эта бабочка, справится с пустячной задачей, которую поставил перед ней учитель.

Эрикссон возник рядом и старательно скопировал озабоченное выражение лица своего ученика.

— Думай, и не смей отступаться. А не то я тебя в должности понижу.

— Отпустите на волю?

— Перепродам в рабство мунгам-каннибалам. Ох, как же глупо ты выглядишь.

— Я уже понял.

— Нет, до этого ты выглядел просто нелепо. А сейчас на тебя уже начинают поглядывать с подозрением. Ты же разговариваешь сам с собой. Меня эти люди не видят — незачем им на меня глазеть. А ты у всех на виду — и разговариваешь с пустым стулом напротив.

Дмитрий Олегович повернулся к стене и сделал вид, что разговаривает теперь с нею:

— С распространением телефонных гарнитур никого уже не удивляют граждане, разговаривающие как бы сами с собой. Может быть, я не сумасшедший, а веду деловые переговоры.

Эрикссон протянул руку, цепко взял его двумя пальцами за подбородок и — даром, что невидимый, да ещё и мёртвый — повернул лицом к себе.

— Сумасшедший, к тому же невоспитанный. Где были мои глаза, когда я тебя вербовал? На меня смотри!

Ученик освободился от холодных мёртвых пальцев — должно быть, в этот момент он был похож на человека, пытающегося отклеить воображаемую накладную бороду.

Солнце сделало новый обманный ход, едва не плеснув ему в глаза пригоршню яркого света. Дмитрий Олегович отпрянул к спинке стула, не отводя, впрочем, взгляда от учителя, и мысленно посмотрел на себя со стороны — только сумасшедший будет вести деловые переговоры по телефону в такой день, в таком месте. Он подозвал официанта и попросил принести шахматы. Человек, играющий в шахматы сам с собою, разговаривающий с этими шахматами, в «Фее-кофее» будет смотреться органично и естественно.

Ингвар охотно включился в игру и даже подвигал фигуры на своей половине доски. Но дельных советов дать не смог — казалось, Анна-Лиза поставила в тупик и его. Вывод, к которому пришли оба — и учитель, и ученик, — был таков: от упрямой девчонки отступиться и взяться за Хозяина Места.

Эрикссон исчез, солнце перебралось в другую часть зала. Дмитрий Олегович машинально перемещал фигуры на доске, за себя и за противника. У Ингвара не было никаких шансов на победу.

Сумасшедший с шахматами не должен был привлекать внимания, однако его заметили.

— Ну, как результат? Кто победил? — спросил вкрадчивый женский голос.

— Я победил.

— Почему-то я в этом не сомневалась, — ответила собеседница и поставила на свободный стул школьный ранец.

Дмитрий Олегович поднял глаза. Рядом с ним стояла героиня светских скандалов, икона стиля и законодательница мод — Алиса Владимирская.

Всякий раз, увидев её портрет на обложке журнала или услышав упоминание об этой персоне, он морщился и уходил в себя. Когда-то давно он увидел в ней носителя желания и во что бы то ни стало решил добиться подписания договора. Ошибка, едва не стоившая ему жизни.

Она, конечно, не узнала его — в прошлый раз он явился ей в маскарадном костюме Доктора Психеоса. Впрочем, он и сейчас похож на психа — на психа, играющего в шахматы с воображаемым мёртвым учителем.