Тринадцатая стихия (СИ)

– Не верь мне. Беги от меня. Если сможешь. Нравишься? Неверное слово. Хочешь меня? Возьми. Но готов ли заплатить за это? – в шею погрузились клыки вампира, и эльф выгнулся от волны неправильного наслаждения. Он знал, чего захочет прямо сейчас. И понимал, что этим убьет вампира: слишком большой голод чувствовался в нем, слишком он был слаб.

«Ранен. Я же видел. Нельзя», – он из последних сил сдерживал зверя, жаждущего тоже вцепиться в Рована и напиться его крови. Еще в пещере сумеречник понял, что стал полувампиром, не приобретя взамен ничего, кроме неутолимой жажды. Кровь. Вампира. Балансируя между жаждой и желанием… не убить.

Позволить себе быть слабым. Не зверем. Хотя бы сейчас. Если умереть, то полностью. И не сожалеть. Позволить невидимой связи стать неразрывной. Запутать его. Запутаться самому в липких тенетах. Есть ли смысл во власти, и с какой стороны стоит расценивать эту самую власть?

Осколки. Просто быть. С ним. Опасная игра. Игра ли? Когда перестало быть игрой? Тогда ли, когда синий лепесток василька попался на глаза эльфу? Или когда – спина к спине? Когда – живи? И всё равно, какую цену за это пришлось заплатить.

«Ты ведь помнишь, что убить тебя имею право только я?» – непрошеная мысль. Убить? Захочет ли?

Не думать. Пытаться не думать. Не дышать. Просто раствориться в зыбкой тревожной радости. Красть у судьбы каждую минуту, каждое мгновение, понимая, что это не продлится долго. Не сможет продлиться. Мыслил ли когда-нибудь, что такое возможно? Вечные враги. Эльф. Вампир. Только вот остались ли собою, разделив кровь на двоих? Кем стал эльф, вкусивший не единожды крови вампира? Так ли мертв теперь вампир, принявший кровь ифирина? В какую пропасть толкнули друг друга? В порыве. Бездумно.

«Помню. Но я ничего никому не должен», – вампир мог отвечать лишь мысленно, жадно высасывая горячую живую кровь, утоляя голод.

– Никому не должен. Кроме себя. Себе готов платить? – ирония. Правда, никто и никому не должен, лишь себе. Ответ держать перед собой. И только. Самая высокая цена. За безрассудство.

Не дышать. Не позволять себе пьянеть от дурманящего запаха. И ловить безумие в синих глазах. Разделяя это безумие. Плавиться под прохладными ладонями. Обжигающими. Судорожно вцепляясь пальцами в простыни, выгибаясь навстречу. Больше. Желать необъяснимо больше.

– Себе я заплатил уже. Проклятье, от этого можно с ума сойти! Что ты такое?! – Рован отстранился от Аша и заглянул ему в глаза. Ловя последние слова перед тем, как друид впился в его горло:

– Сойди с ума.

«От этой обманчивой власти. Ты ведь хотел ее? Власть – обоюдоострый меч, одной стороной ударит меня, другой – рикошетом в тебя. Ты этого хотел? Неразрывных уз? Бери. Радуйся, пока не поймешь, в чем заключается цена. Я понял. Но я свою готов платить. Я…» – и даже в мыслях не посметь сказать. Оставить в потаенных закоулках того, что когда-то звалось душой. Мучительное молчание. Дробящее сознание и мир на перламутровые брызги. Сжимаясь до размеров острия иглы. Раскаленной иглы, вогнанной в сердце.

Это ведь даже не больно. Сладко. Рован мог порвать Аша на части, но тот был бы лишь рад. Эльф не сдерживался, отдавая часть себя, позволяя властвовать над собой. Дико, самозабвенно. Незачем сдерживаться. Просто быть с ним. Всё равно как. Хотя бы сейчас. Приправленная острым ядом радость. Не сожалеть. Кровь вскипела, опасным наслаждением разливаясь по венам.

Переступив через себя. Так яростно, так неистово. Словно это единственная возможность жить. Вцепившись в вампира, обжигаясь, путая поцелуи и укусы. Горячие губы. Жаркие. Жадные. Снова и снова. Судорожно глотать воздух, взрывая грудь осколочно-острым дыханием. Сияющие глаза. Взгляд во взгляд. Янтарный в синий. Два диких зверя, одержимых жаждой крови, жаждой друг друга.

«Заплатил, – эхом – мысли Рована. – Только полностью еще не понял цены. Но уже осознал. Я не отпущу тебя, потому что я твой пленник. Не отпускать – не значит быть постоянно вместе. Хотя я хотел бы…» – откровенен, открыт в мыслях и действиях, беззастенчиво прижимаясь, отдаваясь всецело кровавому ритуалу. Никакой разницы. Условности. Пустые условности. Главное в другом – быть с ним. И что болит и жжет сильнее, всепоглощающая пустота, царившая ранее в душе эльфа, или этот яростный испепеляющий огонь? Больно. Но желанно. Пусть на короткое время, но быть нужным для кого-то. Единственного. Испытывать нужду в нем. Единственном. И от этого быть живым настолько, что становилось страшно.

Двое, такие разные и такие одинаковые. Аш замирал от странного удовольствия каждый раз, когда вампир впивался в него, высасывая горячую кровь. Слишком живую, приправленную дикой жаждой зверя, готового вот-вот вырваться наружу. Осознавал ли Рован, что это значит для сумеречника, какую нерушимую цепь он позволил сковать и связать ею их двоих? Вряд ли. Вампирам неизвестна вековая тоска эльфов. И уж точно неизвестно понимание такого уровня близости, обозначаемого одним словом. Непроизносимым для Аша.