Тринадцатая стихия (СИ)

«Не уходи! Что ж ты делаешь? Что я делаю? Почему? Почему я понимаю, что теряю тебя, хотя ты и не был никогда моим, чтобы я имел право так думать? Не уходи, не рви меня на части. Хочешь избавиться от меня – тогда убей. Не оставляй мучаться. Не оставляй. Даже если ты – всего лишь сон. Не покидай меня. Не покидай. Останься сердцем в моей груди, ты всё равно мое украл. Останься выдохом и вдохом. Теперь я знаю, кто ты для меня. Просто будь. Если уходишь – возвращайся. Чтобы я знал, что не забыт тобой. Я не скую тебя цепями, но не покидай».

Утро еще не начало красить небо светлым. Согнувшаяся фигура на крыльце. Аш шумно выдохнул; острой болью отдало, сжимаясь, сердце. Пропустило удар. Не говоря ни слова, сумеречник неловко сгреб в охапку пьяного вампира и потащил в дом. Скоро рассвет, того гляди изжарится. День обещал быть ясным, если верить звездному небу и запаху ветра.

Слова застряли где-то в горле колючим комом, так и не вырвавшись наружу. Лишь билось сумасшедшим пульсом в висках, отмеряя оставшиеся минуты. Те, что вместе. Аш прижимался к Ровану всем телом, пытаясь отогреть, отдать свое тепло. Всё, без остатка. Только бы отодвинуть расставание. Только бы продлить эту иллюзию неправильного болезненного счастья. Только бы… «Не уходи…»

Рован что-то несвязно ворчал, обвиняя эльфа во всех смертных и не очень грехах, до конца не простив злополучное утро в пещере. Не понимая, что сумеречник бежал от него, бежал от пожара в груди, что разгорался всё сильнее, не позволяя дышать, сжигая всепоглощающим пламенем. Бежал, боясь привязаться, прикипеть… Разве можно выплеснуть наружу то, что чувствовал Аш? Разве можно спокойно принимать то, что отрицал в себе годами, десятилетиями? Молчать или прятаться за ничего не значащими словами… но себе ведь не соврешь. Горькая насмешка судьбы над эльфийской гордыней – отдать сердце не тому. А кому? Неправильность происходящего рвала на части и так растерзанную душу Аша.

«Не уходи, только не уходи… ты сам разрушил стену, сам стал моим дыханием… ты ведь не понимаешь, совсем не понимаешь, что это значит для меня… не понимаешь, что оно, проклятое, просто перестанет биться, если ты уйдешь… если навсегда… я буду ждать тебя вечность, если ты уйдешь… только обещай вернуться… не покидай меня».

– Скажи, что я могу в тебя верить. В то, что сейчас ты настоящий, не пригрезился мне. И тогда больше не будет того холодного утра. И если тебе холодно, я стану огнем, который будет согревать тебя, – хрипло шептал он, отбросив все свои маски, но не раскрывая глаз. Всё еще боялся показать такого себя. Боялся, что глаза всё еще серые… и что вампир увидит в них слишком много. Увидит, насколько беззащитен Аш перед этой лавиной нахлынувших чувств. Ресницы дрожали, зверь не торопился возвращаться, предоставляя эльфу самому сгорать в пламени осознания того, что он любит.

– Задушишь, – пробормотал вампир.

– Не задушу, не сейчас. Нечего волноваться, – усмехнулся Аш. И этот голос, шипящий голос Рована успокаивал, постепенно вытаскивал сумеречника из клокочущей лавы, позволяя слышать другие слова.

– Ничего не скажу. Я пьян и плохо понимаю, что вообще происходит. Наговорю чего, потом припоминать будешь, – приправленная поцелуем правда, и оттого не такая уж и горькая. Хотя друид не отказался бы быть сейчас обманутым. Так сладко было надеяться на то, что на его чувства может быть ответ. И всё равно – неведенье. И ласковые кончики пальцев по щеке. Странно теплые.

– Не уходи, – пальцы дрогнули. – Когда-нибудь я узнаю, что с таким трудом ты держишь в себе, – негромко проговорил вампир.

Глаза Аша открылись. Янтарные, с вертикальными зрачками. Теперь он всё для себя решил. Не покинет и не позволит уйти. Чего бы это ни стоило. Такой вот простой смысл жизни – быть с тем, в чьей груди теперь бьется его сердце.

– Узнаешь? А обрадуешься ли такому знанию? – он осторожно убрал с лица Рована непослушные светлые пряди, мешавшие смотреть в глаза. Синие, такие ясные, что становится больно. Легко коснуться щеки, губ, провести по ним, едва дотрагиваясь. Слышать тревожный участившийся стук сердца. Положить ладонь на грудь, где оно трепетной птицей рвется из тенет. Звучать в унисон… Живое сердце, иначе и быть не может.

– Мое сердце бьется у тебя в груди. Понимаешь? – Аш улыбался как-то виновато, с грустью, закравшейся в уголки губ, в прищур глаз. Смирившись. Приняв свои чувства. – Я не могу жить без сердца. Ты – моя жизнь.

Самое непростое признание, самое сложное решение. Он больше не боялся услышать ответ. Всё уже сказано, а дальше – будь что будет. Он выбрал свой путь. Даже если ошибся.

Над лабиринтом, да и над всем Перекрестком, зависла напряженная тишина. И в этой тишине, звонко тренькнув, оборвалась тонкая струна.

Часть шестая. Пепел

Глава первая.