Тринадцатый

– Негоже вас учить в святом месте, – бросил через плечо служка.

– Колхозник, ты продолжаешь нарываться! – прошипел Чеснок.

Рядом с калиткой, вне церковной территории, стоял Джип братвы. За машинкой спряталась Марковна.

Сторож обошел Джип и начал основательно засучивать рукава кафтана. Горилла с ходу пнул борзому мужику в низ живота.

– А-ах! – с обидой застонал Амбарыч. – Ты чего беспредельничаешь!? Без предупреждения пинаешь!

– Чеснок! Мой пинок называется «пинок по лобку»! Он несилён, пинковый джеб – на языке бокса. А сейчас я покажу пинковый кросс. То есть пну так, что сломаю Амбарычу лобковую кость!

Чеснок с благодарностью впитывал наставничество Гориллы. Марковна от любопытства зажевала свой носовой платок, вместе с соплями.

Сторож помолился и воспрял, схватил Гориллу за ноги, поднял над собой и стукнул Им о землю, как дубиной.

– Твою мать! – пробзделся Чеснок.

– Ну? – дружелюбно переспросил Амбарыч, отряхивая по-мужицки ладони.

Чеснок прыгнул в Джип и умчался.

Сторож простёр вслед горький взгляд ясных глаз:

– Куда, негодник? Кто за тебя каяться будет?

Из храма произошел выход старушек. Они без звука двигались мимо стоящего сторожа и лежащего Гориллы – причастие требует внутренней тишины.

– Эх, Святых Даров не вкусил! – переживал «православный активист».

Неугомонная престарелая курица быстро сбегала в храм и быстро вернулась.

– Спасибо, Амбарыч, что заступился за меня!

– Господа благодари, Марковна! – сторож перекрестился на церковные купола.

– Ты его убил? – старуха вдумчиво рассмотрела неподвижное тело Гориллы.

– Окстись, Марковна! Так, приобщил к благодати!

– А-а-а… – старуха перешла на интимный тон. – Богохульник, который меня толкнул – в храме! Свечечки ставит…

– Я как раз собрался спеть ему псалм, – осклабился Амбарыч и похрустел силушкой.

– А можно я пойду и посмотрю? – дернулась нетерпеливой конвульсией Марковна.

– По благодати!

23. Синяк от Господа

Все сорок отверстий прямоугольного столика-подсвечника – Кануна, были заполнены свечками Нафани. Он недовольно оглянулся в поисках нового Подсвечника и ощутил жалостливый взгляд бабушки Варвары. И услышал её печальный голос:

– И-их, милок, сколько покойников у тебя в роду!..

– Какие, на хрен, покойники!? Я живым ставлю! – грозно занервничал мафиоза, сжимая и разжимая последнюю непоставленную свечку. – Слышь, курица, ты тоже нарываешься, как грёбаный Амбарыч!? Или издеваешься ради собственных тараканов!?

– Так, милок… На столике свечи ставят за упокой. А за здравие ставят в другие Подсвечники – круглые… Вон они, и вот… – Варвара наглядно простерла рукою.

Нафаня мельком оглядел наглядность и излил недоумённое беспокойство:

– Ни хрена не пойму! В церквах разные места для свечей? Живым отдельно, жмурикам отдельно? Да!?

Бабушка согласно повела ошалелой головой.

– И что теперь будет!?

– Не знаю, милок… Всё, что угодно!

Мафиоза и старушка начали, было, соревноваться в том, кто больше растерян. Однако Нафаня вспомнил, что он – человек действия и прибыл сюда по ответственному делу! Бандюг три раза плюнул через плечо, последнюю свечку воткнул в круглый Подсвечник и подгрёб к клиросу. Там он взялся за нижние края «рисунка Михал Михалыча», с намерением его со стены снять, и из храма унести.

Варвара посмотрела на городской телефон, но брать трубку поостереглась. Тогда бабушка взяла семисвечник и подкралась к мафиозе сзади… Цели сих действий остались неясны, так как случилось Чудо. Нарисованная правая рука лика Спасителя сжалась в кулачище, размером с лицо Нафани. Сия трёхмерная кувалда вылетела из иконы, и сочно ударила Нафаню в область левого глаза!.. Потом Спаситель улыбнулся и Чудо закончилось.

У Варвары отвисла челюсть до пупа, а семисвечник от зависти согнулся и выпал из обессилевших пальцев бабушки.

Нафаня мученически упал на церковный ковёр. И замер там.

Варвара не зная, что же делать, стала метаться на месте – возле тела бандюгана.

Заявились Амбарыч и Марковна, и с опаской начали наблюдать за метаниями бабушки.

В храме плавала странная тишина. Она наступает всегда, когда случается Чудо… И её лучше не нарушать, по крайней мере, до прихода священника, лучше из настоящих.

Отец Серафим был (и есть) настоящий служитель! И в этом смысле тишине повезло.

Батюшка проявился из алтаря и вперил суровый взгляд в Амбарыча. Марковну сотрясало любопытство, но в стенах храма курица себя сдерживала. Варвара прекратила метания и находилась в пассивном ахере.

Таким образом, четверо возвышались кружком над телом Нафани, валяющемся на полу.

– Опять ты, Амбарыч, вогнал в чужую плоть Святого Духа, с помощью физической силы!? – пожурил батюшка.

– Отец Серафим, я не при чём! Да, этот мужик в албанском пиджаке – богохульник, и я хотел ему навалять! Но…

– Ты в каждом видишь богохульника! – сурово перебил батюшка. – Тебе нужно было жить во времена инквизиции! Христос учит – люби ближнего. А ты, кобелий отпрыск!?

Амбарыч широко перекрестился на геройскую икону:

– Истинный крест! Отец Серафим, я не трогал сего мужика! А его отправила на пол бабушка Варвара!

Естество Марковны аж пищало от удовольствия.