Тринадцатый апостол

Он все еще не мог отвести взгляд от медленно движущейся фигуры, которая, казалось, скользила в толпе.

— Говорят, он презирает богатство. Хотя мог бы стать состоятельным человеком, если бы захотел. По общему мнению, он неплохой плотник, довольно приличный оружейник и хороший рыбак, однако только тогда, когда ему приходит охота этим заняться.

— Он не выглядит как человек, который уклоняется от труда, — пробормотал Миха себе под нос.

— Ну… из того, что я слышал, он скорее странный, чем ленивый. Его семья перебралась обратно в Назарет, когда Иешуа было примерно два года, но он до сих пор носит одежду тех мест, где жил.

Миха рассеянно кивнул головой.

— Его странности касаются не только одежды. Он нарывается на большие неприятности, вот! — довольно заявил Товия.

Миха, заинтересовавшись, повернулся к нему.

— Что ты имеешь в виду под неприятностями?

— Он ведет себя как учитель, подвергающий сомнению мудрость высших священнослужителей. И наживает себе могущественных врагов, если ты понимаешь, что я имею в виду, — со смешком добавил Товия. — Взять хотя бы его пылкие выступления против римских налогов да и против собратьев-иудеев, которые, как он утверждает, корыстолюбивы, а любая прибыль, по его мнению, есть преступление, ибо плодит нищету. Все это, разумеется, и закрепило за ним репутацию записного смутьяна. А он между тем умоляет людей подготовиться к пришествию Царствия Божьего и отречься от ложных пророков. Самый опасный из тех, кого он чернит, это первосвященник Анания, который, по заявлению Иешуа, тянет своего сына и зятя вслед за собой вверх по иерархической лестнице храма.

Остановившись лишь для того, чтобы перевести дух, Товия придвинулся (слишком близко, на взгляд Михи) к слушателю и продолжил:

— Я знаю, это не мое дело, но, по слухам, когда он молится, то говорит напрямую со своим Небесным Отцом. И заявляет, что молиться можно и в поле, и на склоне горы, и в роще точно так же, как в храме. Разве такое придется по нраву священникам, а?

Сердце Михи заколотилось от сильного возбуждения. Как может его ровесник, лишенный богатств, которые одни только и способны обеспечить его безопасность, не бояться бросить вызов столь почитаемым всеми жрецам?

Однако, по словам Товии, и римляне, и священники были отнюдь не единственной мишенью Иешуа. Он отвергал фарисеев, говоря, что они лицемерны и бесчестны. Он не находил добрых слов и для саддукеев, которые, по его мнению, богатели за счет страданий других. Он ухитрился нажить врагов даже среди ессеев, хотя многие из них не могут понять, что он пытается им втолковать.

Внезапно имя Иешуа прозвенело колокольчиком в отдаленном уголке мозга Михи!

— О, Иешуа? А ведь он мне тоже известен! Старый Абидан Бен Аод говорил о нем только вчера. По его словам, этот Иешуа непременно закончит тюрьмой! — добавил Миха.

— Скверная вещь, — заметил Товия с самодовольным смешком.

В своем возбуждении Миха потерял из виду предмет их дискуссии. Разглядывая толпу, он обнаружил, что Иешуа нигде нет. Сохранился лишь образ этого необычайного юноши, так и пылавший теперь в памяти Михи.

— Может, с ним и случатся неприятности, но их будет гораздо больше, если он не прекратит делать глупости, — с важным видом подвел итог Товия. — Попомни мои слова, Миха, ты еще услышишь о нем!

ГЛАВА 42

День десятый, полдень

Деловой район Лондона

— Если со мной что-то случится, тебе следует знать кое-что, — заявила Сабби.

Гил, следуя ее инструкциям, только что на большой скорости проскочил перекресток и уже завершал запрещенный разворот на 180 градусов, когда она вдруг затеяла обсуждение своей близкой кончины.

Зеленый седан затерялся из виду благодаря безумному вождению Гила.

«Она права. Я справляюсь».

— Послушай, не могли бы мы обсудить это, когда доберемся до места? Если ты все-таки когда-нибудь решишься сказать мне, где оно, — добавил он.

— Выйди и дай мне сесть за руль, — отрубила она.

Он проигнорировал это. Дорога через сотню футов заканчивалась.

— Куда? — спросил Гил. — Налево или направо? Куда?

— Направо и не очень резко. Я пытаюсь уложить свиток обратно в ларец. Но теперь он туда не влезает.

— Что дальше? — спросил он.

— Глядя на указатели, дуй в сторону, — сказала Сабби. — И дай мне знать, когда мы проедем пару кварталов.

Было бесполезно втолковывать ей, что он никогда здесь не бывал. Откуда ему знать, когда они проедут эти несчастные пару кварталов? Она пыталась затолкать свиток в сгнившую, распадающуюся шкатулку. Непростая задача, учитывая, что тот стал в два раза больше, после того как она развернула его.

— Черт с ним, — услышал он ее бормотание, затем с удивлением увидел, как она вытаскивает откуда-то два больших магазинных пакета из непромокаемой бумаги. Сабби запихнула кое-как сложенный свиток в один пакет, а древнюю шкатулку — в другой.

Удовлетворенная, она села и выглянула из-за плеча Гила.

— Хорошо, мы почти на месте, — сказала она, когда они подкатили к вокзалу.

«Итак, мы сядем в поезд».

Создавалось впечатление, что зеленый седан будет долго искать их машину.