Тринадцатый апостол. Том I

Пройдя через высокий портик и миновав расписанный искусными фресками атриум, он, наконец, вошел в большой зал, где уже начался обед. Все гости всесильного претора возлежали за пиршественными столами, и найти там свободное место оказалось не так-то просто, а сам хозяин в это время оживленно беседовал с кем-то из гостей и упорно делал вид, что не замечает растерянно стоящего Гая. Наконец, Сеян — грузный мужчина с шапкой седых волос на голове — «увидел» его.

— О, дорогой друг, наконец-то! — одетый в белую тогу претор приподнялся со своего места — Что же ты застыл у дверей, иди скорее сюда! А я уже начал думать, что важные дела не позволили тебе принять мое приглашение.

Кто-то из гостей подобострастно хмыкнул, давая понять Сеяну, что его едкий сарказм оценен: младшего Клавдия ни к каким государственным делам и близко не допускали, ему даже не доверили стать принцепсом молодежи. Хотя братья его матери Агриппины — Гай и Луций Юлии, усыновленные императором Августом — с раннего детства участвовали во всех официальных церемониях. А принцепсом молодежи Гай Юлий и вовсе стал в 14 лет. Но то был Август. Тиберий же открыто пренебрегал старшим внуком, давая всем понять, что сомневается в его уме и способности заниматься серьезным делом.

После приветствия Сеяна место рядом с ним для внука Принцепса сразу же нашлось. Почтительный раб проводил молодого гостя к хозяину и тотчас подал ему чашу, чтобы омыть руки.

— Прости, Гай, что не увидел тебя сразу! Мы здесь жарко спорили с друзьями о вкусе морских ежей — Сеян небрежно махнул рукой в сторону огромного серебряного блюда — Что ты скажешь: вкуснее они получаются вываренные в оливковом масле или же в сладком вине? А из специй что лучше — имбирь или перец?

Калигула уставился на блюдо с ежами, не зная, что и ответить хозяину. Сами по себе морские ежи дорогим деликатесом не считались, но среди гурманов ценились особые способы их приготовления, а главное — количество специй и приправ в блюде. Таких искусно приготовленных моллюсков он, конечно, пробовал, но давно — еще в детстве, и вкус их успел уже забыть. И Агриппина, и даже Ливия, ели подчеркнуто простую и скромную еду, как и положено добродетельным римским матронам, подающим пример всему остальному Риму. А его бабка Антония была к тому же еще и страшно скупа, чтобы баловать домашних такими изысканными деликатесами. Она уже дошла до того, что лично собирала свечные огарки, чтобы заново сделать из них свечи, и за деньги продавала помои крестьянам, откармливающим свиней.

Поэтому Гаю сейчас не оставалось ничего другого, как ответить наугад:

— Пожалуй, в сладком вине вкуснее…

— Вот и я так думаю. Попробуй же скорее этих чудесных ежей, мой юный друг!

Не давая Калигуле опомниться, Сеян велел рабу положить на его блюдо нескольких моллюсков, а сам, тем временем, налил ему вина в высокий золотой кубок. Пришлось Гаю в ответ произнести пышную заздравную речь, прославляя гостеприимного и щедрого хозяина дома. Гости внимали юноше с подчеркнутым одобрением: кто-то согласно кивал головой в такт его высокопарным льстивым словам, а некоторые — якобы от избытка эмоций — даже восклицали вполголоса, но так чтобы Сеян непременно их услышал: “Как же правильно сказано…!” В общем, речь Калигуле вполне удалась, и сам хозяин остался доволен неприкрытой лестью Гая.

А вот вкус у деликатеса оказался довольно странным — повар Сеяна явно переборщил с восточными специями и с травами. Калигула, непривычный к их избытку в еде, поспешил запить мясо моллюска несколькими глотками разбавленного вина, чтобы перебить жгучую остроту перца. В голове его невольно мелькнула мысль, что этим густым пряным вкусом можно перебить любой яд, добавленный гостю в еду. Не таким ли коварным и простым способом отравили когда-то в Сирии его отца Германика…?

Отдышавшись и оглядевшись вокруг, Гай заметил, что столы в зале буквально ломятся от яств, но рабы все заносят и заносят в зал новые блюда, заменяя ими уже опустевшие. И каждое новое блюдо выглядело произведением искусства, заставляя гостей восторженно ахать. Свежайшие устрицы, разные виды рыб, включая мурену с Сицилии, усача и черную нильскую тилапию, прочие дары моря — Калигула уже и со счета сбился, сколько новых блюд рабы внесли только на его глазах, а ведь это только начало торжества — впереди еще целый вечер… Казалось, Сеян задался целью затмить пиры самого эпикурейца Лукулла, и мудрено ли, что гости восхваляли щедрость претора на все лады.