Тринадцатый бог. История одного Зла

— Пошла вон, — бросила монна служанке. Та, всхлипнув, выскочила в коридор, а мать продолжила. — Глория, ты слишком далеко зашла. Извинись перед отцом, и он тотчас все отменит.

— Я не хочу.

Монна Нильянто встала у зеркала и, опершись рукой о тумбу, склонилась над дочерью.

— Ты ведешь себя как маленькая, капризная дурочка. Ваша перепалка — просто смешна. Не позорь себя и отца.

Глория молча продолжала расчесывать волосы.

— К кому ты ходила, дочь? За кем бежала из дома?

На этот раз тишина как ответ не удовлетворила монну Нильянто. Она схватила Глорию за запястье и с силой дернула в сторону. Девочка покачнулась и чудом удержалась на стуле.

— Отвечай мне, маленькая ослица!

Глория без страха посмотрела в глаза матери. Та отшвырнула её руку и сорвалась на крик.

— Ты не понимаешь, на что идёшь! У тебя сейчас есть все, дура! И что ты…

Монна Нильянто замолчала и обернулась. В дверях стоял Клавдий. Мать часто заморгала и рассеяно кивнула ему. В черных глазах служителя Восьмого бога не отразилось ничего.

— Маэстро…

— Выйдите, монна.

Мать в последний раз с негодованием глянула на дочь и, обойдя гостя, покинула комнату, хлопнув дверью.

Клавдий прошёл вперед. Его шаги были бесшумны, только наконечник посоха с глухим стуком опускался на ковер.

Глория отложила расческу и закрыла глаза, а когда открыла их, дядя стоял за её спиной ровно так, что в зеркале отражалось не только его лицо, но и навершие посоха — острый серп.

— Известно ли тебе, что завтра ты станешь слугой Восьмого бога?

Глория не смогла вытерпеть его взгляда и опустила глаза.

— Да, маэстро.

— Известно ли тебе, что завтра ты станешь моей слугой?

Слёзы закапали на скрещенные на коленях ладони. Клавдию Глория противостоять не могла.

Никто не мог.

— Ты будешь омывать тела умерших. Смывать кровь, грязь, гной, срезать наросты и залеплять раны. Ты будешь заправлять кишки в распоротые животы, ты будешь вынимать раздробленные кости из-под разорванной кожи. Ты помнишь молитвы? Ты чувствуешь запах смерти?

Глория закрыла лицо руками. Её плечи затряслись. Клавдий продолжал.

— Не так страшна загробная жизнь как та, что ей предшествует. Да славится Восьмой бог, — он замолчал, ожидая ответа.

Глория зажмурилась, скривила губы, давясь рыданиями, и медленно, пошатываясь, поднялась. На мгновение она заглянула в черные глаза маэстро, а потом, как сломанная кукла, рухнула перед ним на колени и склонила голову.

— Да славится Восьмой бог…

Клавдий положил тяжелую ладонь на голову племянницы.

— Да будет так.

Он резко развернулся и плащом задел её плечо. Его посох застучал по ковру, отсчитывая последние мгновения, за которые можно было все исправить. Глория не сдвинулась с места. Когда дверь за Чёрным Скорпионом закрылась, юная донна Нильянто повалилась на ковер и сдавлено, глухо зарыдала.

Она проплакала всю ночь, а к утру слёзы высохли. Служанка принесла ей длинную серую сорочку и хотела помочь переодеться, но Глория выгнала её и потом долго сидела одна, комкая в руках тонкую, полупрозрачную ткань.

В дверь постучали.

— Донна, пора.

Её, как преступницу, вели стражники. Глория не знала, надо ли ей снимать туфли и распускать волосы, поэтому туфли оставила, а волосы заплела в косу. В доме царила тишина, как в послеобеденные часы, зато с улицы доносились крики и гомон. Когда её вывели на внутренний двор, она пожалела, что не распустила волосы — так хотя бы можно было укрыть лицо от любопытных взглядов. Слуги заполонили галереи, но вели себя сдержанно и говорили только шепотом.

Такого представления нынешние обитатели дома Скорпиона не помнили, поэтому сомневались в самой его возможности. Большинству казалось, что мессер Нильянто нарочно разыгрывает сцену, чтобы напугать непокорную дочь. И лишь те, кто хорошо знал своего господина, понимали, что он не шутил.

Перед входом во дворец возвышался небольшой помост, на котором стояли четыре стула с подлокотниками. Глория, искоса глянув на самодельную ложу, опустила голову, не желая видеть, кого отец пригласил посмотреть на её унижение.

Здесь все также пахло гнилью и мочой, а ещё потом и прелым сеном. Ворота были заперты. У них шеренгой стояли стражники. Глорию провели в центр двора и оставили у столба. Она опустила голову ещё ниже.

Во дворе воцарилась тишина. Стражник взял донну Нильянто за плечо и заставил развернуться к помосту.

— Сегодня я, глава дома Скорпиона, — голос отца среди молчания толпы звучал для Глории раскатами грома. — Валент Нильянто, отпускаю свою дочь, Глорию Нильянто, из её родного дома. Сегодня я лишусь одного ребёнка. Сегодня Скорпионы будут печальны. Но нет места скорби в наших сердцах. Сей путь моя дочь выбрала сама, отвернувшись от семьи, плюнув в очаг отчего дома. Сегодня Глория Нильянто будет наказана. Сегодня Глория Нильянто умрёт. Но сегодня же родится новая прислужница в храме нашего покровителя. Да славится Восьмой бог!

— Да славится Восьмой бог! — хором повторили присутствующие.

— Да очистит он твою душу, Глория, от скверны, тайной и явной.