Тринадцатый бог. История одного Зла

Они прошли мимо спальни с раненым, миновали комнаты слуг, спустились на несколько этажей ниже. Когда-то в этом крыле останавливались гости — родственники королев, представители приближенных к королевскому роду домов. Теперь здесь обитали сумрак и тишина. Ковры были убраны, гобелены сняты, только тяжёлые шторы ещё пылились, спасая ярус от палящих солнечных лучей. Полы мыли, но не до блеска. Под потолком тянулись лёгкие сети паутины. Ночью здесь не зажигали огней, а днём свет проникал через тонкую полоску меж неплотно задернутых штор.

Когда-то старый король сказал молодой невестке, что запустение дворца есть признак упадка рода. Тогда королеве не было дела до нравоучений старика, она учтиво покивала в ответ, повосхищалась мудростью правящего Льва и тотчас обо всем забыла. Только с годами, когда комната за комнатой, ярус за ярусом, гобелен за гобеленом стали покрываться пылью, пропитываться одиночеством и затхлостью, королева вспомнила слова покойного короля, деда Коинта. Сначала она пыталась вдохнуть жизнь в умирающий дворец — устраивала балы, обеды, на праздники приглашала гостей, но время шло, уходили под Арку жены его сына, гости приезжали только на похороны, а королева постарела и полюбила одиночество. Вместе с ней старел и закрывался от поданных и дворец.

Дворец последнего Льва.

Дворец, который никогда не достанется Нильянто.

— Ваше Величество, — одна из штор едва заметно колыхнулась, и к ним шагнула высокая, худая женщина. У неё было неприятное, вытянутое лицо и выпученные, как у рыбы глаза. Только такая и могла быть соглядатаем.

— Слушаю тебя, дитя мое.

Женщина закусила губу и огляделась.

— Здесь ты в безопасности, — её настороженность раздражала. — Говори.

— Сегодня я имела удачу встретить юную дочь мессера Нильянто, — женщина понизила голос и шепотом добавила. — Я видела, как она творит чары.

Рыбы

На этот раз Глория все сделала правильно. Она сотворила морок без помощи зеркала и представила торговца овощами, который и вышел на улицу из убежища ученика королевского чародела. Кривой нищий, сидевший у стены напротив, глянул на неё одним глазом и что-то забормотал.

Глория шла домой. Она не знала и не думала, что ей теперь делать. Никто в целом мире, кроме старшей сестры, никогда не слушал её и не воспринимал всерьёз, а между тем она обладала даром, с помощью которого могла бы заставить всех считаться с собой. Жаль, ей не найти учителя. Жаль, что за использование магии женщин казнят.

Отчаяние путало мысли, от усталости кружилась голова. Глория теряла силы. От ударов сердца ныла грудь. Она плутала по лабиринтам Диеннара и всё время сворачивала не туда. Уже смеркалось, когда юная донна Нильянто на негнущихся ногах, наконец, нашла дорогу. Опершись о стену, она замерла, чтобы перевести дух, и меж домов увидела дворец Нильянто. Глубоко вздохнув, Глория сбросила морок и, ощутив прилив сил, смело двинулась вперед, навстречу судьбе. Она ослушалась отца и готова была принять наказание.

Мессер Нильянто лишит её титула и обречет на вечное созерцание смерти. Это лучше, чем носить, как клеймо, имя предателей короны.

У главных ворот стражник, что-то хмуро высматривающий слева от себя, не сразу заметил её, а когда увидел, вытаращил глаза и разинул рот.

— Донна…

Глория остановилась перед ним и произнесла неузнаваемым, хриплым голосом.

— Отведите меня к моему отцу.

В кабинете мессера Нильянто свою госпожу ждала заплаканная служанка. Она стояла на коленях перед столом главы дома и, опустив голову, тихо всхлипывала. Когда Глория появилась в дверях, девушка дернулась было к ней, но, оглядев девочку, замерла и прикрыла рот ладонью.

Глория не сводила глаз с отца. Мессер Нильянто поднялся. На вид он был совершенно спокоен.

— Я же сказал, она вернётся, — заметил он, чуть повернувшись в сторону окна. И только тут Глория увидела мать. Монна Нильянто стояла за занавеской у балкона и округлившимися глазами смотрела на дочь.

Глория провела рукой по запачканному кровью лифу платья.

— Я готова, отец, — она вскинула голову, ощущая гордость за свою смелость. — Готова сбросить с себя твоё имя.

Монна Нильянто сдавленно вскрикнула.

— Лори, что ты несешь!? Опомнись!

Но Глория смотрела только на отца.

Мессер Нильянто покачал головой и, вернувшись в кресло, уронил одно-единственное слово.

— Жаль.

Знать не выносила наказание на обозрение толпы. Публичность подразумевала, что за унижением отпрыска будут наблюдать исключительно обитатели дома, от мала до велика. Во внутреннем дворе расчистили пятачок, врыли высокий столб с перекрестьем у основания. Мессеру Нильянто нужно было всего лишь достать плеть.

Об этом Глории рассказывала бедная служанка, в одночасье лишившаяся и госпожи, и работы. Глория не слушала её. Она сидела перед зеркалом и медленно расчесывала волосы.

— Донна, сплетники уже разнесли весть, что ваш отец готовится сотворить с вами, — девушка, обхватив руками свои худые плечи, полными слез глазами смотрела на девочку.

— Завтра… После… Вас повезут в храм Восьмого бога… Вы… Народ…

Скрипнула дверь. В комнату зашла мать.