Тринадцатый этаж

Даже если бы это был физический, материальный мир — представлял бы он собой что-то большее, чем ничто? На расстояние миллиардов световых лет до самой удаленной звезды в самой далекой галактике растянулось колоссальное, почти совершенно пустое море, в котором тут и там располагались какие-то ничтожно маленькие бусинки под названием «материя». Но даже материя так же неосязаема, как бесконечная пустота между звездами, планетами и островами Вселенной — галактиками. И все это состоит из «субатомных» частиц, которые, по существу, представляют собой лишь нематериальные «заряды». Разве эта концепция так уж безмерно далека от той, которую открыл доктор Фуллер, разве материя и движение не являются ничем иным, как отражением электронных зарядов в симуляторе?

Я развернулся вокруг своей оси, когда отворилась дверь для персонала.

На пороге стоял Коллингсворт и внимательно смотрел на меня.

— В середине дня, когда Чака вытаскивали из «Симулякра-3», я наблюдал за тобой.

В середине дня? Я выглянул в окно. Действительно, уже темнело. Оказывается, я боролся со своим валом мыслей несколько часов подряд.

Эвери прошел по кабинету и встал передо мной, озабоченно глядя мне в глаза.

— Дуг, у тебя новые проблемы, да?

Сам того не осознавая, я кивнул. Может быть, я надеялся получить от него хоть какое-нибудь успокоительное объяснение, вроде того, что получил раньше. Но я тут же опомнился. Господи, ему нельзя ничего рассказывать! Если я сделаю это, он может стать следующим кандидатом на исчезновение или несчастный случай.

Нет! — почти прокричал я. — Все хорошо! Оставь меня.

— Ладно, вот как мы поступим. — Коллингсворт пододвинул к себе стул и сел. — Когда мы в ту ночь беседовали в моем кабинете, я решил, что ты страдаешь от комплекса вины — раскаиваешься в том, что манипулируешь реактивными единицами, которые воображают, что они реальны. С тех пор я много размышлял и пришел в выводу, как этот комплекс может развиться дальше.

Свет от ламп играл на его густых седых волосах, придавая ему вид очень доброго дяденьки.

Я вычислил — какого рода навязчивая идея может появиться в результате таких обстоятельств и уже, возможно, появилась.

— Да? — Я поднял на него глаза, едва испытывая интерес к его словам.

— На следующей стадии расстройства ты можешь начать верить в то, что подобно тому, как ты манипулируешь своими реактивными единицами, существует электронщик большего масштаба, живущий в аналогичном мире большего масштаба, и он манипулирует тобой — да и всеми нами.

Я вскочил на ноги:

— Ты знаешь! Как ты это узнал?

Но он лишь снисходительно улыбнулся:

— Вопрос в том, Дуг, это как тыузнал.

Даже несмотря на то, что я понимал: это знание может быть опасно и для Эвери, я в точности рассказал все, что мне выложил Эштон, ворвавшись в мой кабинет в образе Чака Уитни. Мне следовало рассказать об этом кому-нибудь.

Когда я закончил, он прищурился:

— В высшей степени изобретательно. Я бы не смог придумать лучшей схемы для самообмана.

— Хочешь сказать — Эштон не говорил мне, что этот мир есть иллюзия?

— А разве у тебя имеется хоть один свидетель, чтобы подтвердить, что он это говорил? — Коллингсворт сделал паузу. — Разве не странно, что общим знаменателем всех твоих происшествий является то, что ни одно из них нельзя ничем подтвердить?

Зачем он так стремится порушить всю структуру здравого смысла, которую я построил? Неужели он тоже получил доступ к «базовому открытию» Фуллера? И хочет увести меня в тихую гавань неведения?

Что более важно, если они оба — Коллингсворт и Джинкс — каким-то образом овладели опасным знанием, то почему ее разум очистили от этого знания, в то время как Эвери оставили неперепрограммированным?

Тут я увидел просвет в лесной чаще: Коллингсворт всего лишь осознал существование моих подозрений об истинной природе нашего мира. Сам же он в это не верит. В этом, по-видимому, и заключается причина того, что его никто не трогает.

Однако я ведь не отрицаю это чудовищное знание. И тем не менее я остаюсь целым и невредимым, непереориентированным и неперепрограммированиым. Почему?

Коллингсворт задумчиво накрыл одной ладонью другую.

— Твой процесс рационализации идет медленно, Дуг. Я даже намерен прямо сейчас добавить еще одну деталь к твоей структуре ложной паранойи.

Я поднял глаза:

— Что же?

— Ты кое-что просмотрел. Тебе следовало рационализировать твои затемнения сознания.

Я подумал о тех случаях, когда мне приходилось бороться с внезапными приступами, во время которых я почти падал в обморок.

— А что можно сказать о моих затемнениях?

Коллингсворт пожал плечами:

— Если бы мне захотелось развить твои фантазии, я бы сказал, что эти приступы — побочные эффекты процесса, когда в Верхнем Мире оператор симуляторного устройства устанавливает со мной сопереживательную связь. Якобы связь. Ты сам видел, как такое происходит в твоем симуляторе. Реактивная единица вдруг осознаёт, будто что-то происходит.

Я так и раскрыл рот.

— Точно, Эвери! Так оно и есть! Вот это и объясняет, почему меня до сих пор не убрали!