Тринадцатый ученик

Уже сидя в вагоне рабочего поезда среди бедняцкой, разношерстной публики и глядя, как уплывают домики Любавино, он сам вкусил неожиданную сладость предательства. Томительно-сладко, жгуче-сладко было ему рвать нить между собой и Настей, оставляя ее в неведении, даже не попрощавшись. "Я твой настоящий сын, мать, плоть от плоти, яблочко от яблони. Так вот, значит, что ты чувствовала всякий раз, покидая меня. И главное, цель-то, цель какова? Дайте мне рыцаря веры - и я обойду всю землю в поисках его".

- Прости меня, прости меня, Настя, я болен и нуждаюсь в исцелении.

Районный городишко, куда дотащился рабочий поезд, назывался Тёшино, о чем возвещала вывеска на довольно приличном здании вокзала. Под круглыми часами у входа, стрелка которых, дергаясь, прыгала сразу на пять минут, висел доисторический колокол, прежде отмечавший прибытие редких поездов, а теперь имевший мемориальное значение. Городок этот, отстроенный на реке Тёше, был своеобразным центром обширных зон, раскинувшихся в здешних лесах. Первое, что увидел Паша, спрыгнув с подножки вагона, как, с узлами и сумками, людской поток устремился к автобусам, целый табун которых ожидал на привокзальной площади. Понаслышке он знал, что у местной молодежи только два жизненных пути: либо по ту сторону колючей проволоки, либо - в охранниках - по эту. От лотка с аудиокассетами, приткнувшегося в нише вокзала, летел под аккомпанемент гитары хриплый специфический говорок, густо уснащенный матом и блатным жаргоном. Уголовный дух, будто смог, висел над городком.

Вдруг по площади прокатилось оживление: это вели к поезду обритую налысо колонну. "Зэки", - мелькнула мысль.

- Живей, подтянись! - закричал вынырнувший сбоку офицер, и Паша догадался: призывники. Позади аморфной толпой колыхались родственники и взвизгивала гармонь.

- Пойдем служить, земеля, - окликнули его, и какая-то девчонка из провожавших задорно подмигнула:

- А я ждать буду.

Паша улыбнулся и махнул. Толпа прокатила мимо, обдавая водочным духом.

Он пошел по улочке между двухэтажными облезлыми домами, как всегда, досадуя на уродство застройки и всю нашу вечную бесхозность и неухоженность. "Лучше буду смотреть на людей, чтоб не огорчаться", - решил про себя. Считают, что лица у наших людей светлые - Паша даже сам читал об этом, - но заметно сие лишь после долгой разлуки со страной, с народом, а совокупно, мол, выходит икона народа, его идеальный светлый лик. Двухэтажные коробки сменились частными особнячками и хибарками, в садах, за заборами, и сразу: домовитость и уют, роются в пыли куры, пасутся на травке козы.

Улочка вывела к распахнутым рыночным воротам. Тут все было грязно, сигналили машины, въезжая на рынок. На крыльце магазина сидел цыганенок в застывшей позе с вытянутой рукой и равнодушной физиономией, но живые глазенки зыркали из-под кепки. Были еще нищие у входа, и их собратья-алкоголики толпились у заплеванной будочки, потягивая разбавленное пивцо. К пиву предлагалась вобла, а для гурманов и людей состоятельных раки. Продавали много живности: козлят, кроликов и цыплят, и едкий запах навоза, пива и мочи висел над этим углом рынка. По другую сторону тянулись ряды барахольщиков, и китайско-турецкие тряпки зазывно колыхались на вешалках, блестя на солнце застежками и аппликациями из люрекса. Продавцы азартно собачились с покупателями.

- Как на тебя сшита, - убеждала крашеная толстая блондинка мужика, примеряющего тесноватую куртку из кожзаменителя.

- Вам какое ни привези - все не так, - вторила ей товарка рядом, отчитывая молодую женщину, нерешительно мявшую кошелек.

- Хот-доги, гамбургеры, чизбургеры! - вопил продавец экзотического съестного, пытаясь составить конкуренцию восточным людям, кружившим подле мангала, но на тех, видно, сама природа работает, и ветерок, словно нанявшись и получив мзду, разносит дразнящий аромат. Собаки мечутся вблизи, ожидая милостыньки. И все просит, и зовет, и жаждет, и желает продать, и не решается купить.

Паша остановился, глядя на старика инвалида, опиравшегося на костыли, перед ним - самодельная плетеная верша. Отвернувшись, Паша пошел прочь. "Что ж, любезный автор статьи, приезжай и полюбуйся на народную икону, думалось отчего-то со злорадством, - поищи свет на этих лицах, а заодно погляди в зеркало и в своем лице найди его тоже".