Тринадцатый знак

К концу первого четырехлетнего срока пребывания на президентском посту Никсон стал всерьез претендовать на роль главного и единственного сценариста американской политической жизни. В поставленном им спектакле должна была играть вся нация, на сцене действовать реальные политические фигуры, а сюжетом служить история страны. Желая стать автором всего происходящего, президент уже видел себя возвысившимся над соб-ственным народом и диктующим по своему усмотрению историю великой державы, однако не брезговал при этом подтасовкой, провокациями и другими тайными махинациями. К тому же у него была слабость к тайнам - пусть думают, что только он обладает знанием всех фактов. Даже свои беседы с посетителями без их ведома записывал на пленку якобы "для истории и истины", в действительности же дабы показать при случае, какая у него блестящая память.

Люди президента писали под его диктовку сценарии и сами готовили рецензии на постановку. Сценариям строго следовали вообще по любому поводу, не оставляя без его внимания даже мельчайшие детали: будут ли занавески на окнах во время приема, какой оркестр, что и когда исполнять, что и когда подадут званым гостям на стол, должны ли при исполнении государственного гимна сотрудники секретной службы отдавать приветствие, где именно будет стоять фотограф.

Четко расписан по минутам был и рабочий день президента. Без четверти восемь, когда он завтракал, ему доставляли синюю папку с золотым тиснением "Еже-дневная сводка новостей" - на тридцати страницах содержание наиболее важных материалов газет, радио и телевидения за минувший вечер. Ровно в девять в Овальный кабинет заходил начальник аппарата и приносил доклады на подпись или для ознакомления, спустя полчаса появлялся помощник по национальной безопасности с толстой черной папкой. С десяти утра, за вычетом двухчасового ленча (президент обедал в Овальном кабинете в одиночестве), проходили заседания кабинета министров, прием конгрессменов, дипломатов, бизнесменов и сотрудников аппарата. Где-то в начале восьмого вечера он обычно провожал последнего посетителя, зажимал под мышкой газеты, папки с документами и выходил из кабинета. "Спасибо, Мэри! Всем спокойной ночи!" - бросал он своей личной секретарше и тому, кто оказывался рядом, направляясь в свои жилые апартаменты, где его ждали жена, дети и спаниель Чекерс, к которому он относился как к равноправному члену семьи.

В аппарате Белого дома наконец-то спадало напряжение - стиль работы президента наводил на всех подлинный ужас. Начав обкатывать какой-то вопрос со всех сторон, он вдруг переходил к обсуждению другого и столь же неожиданно возвращался к предыдущему. Уследить за нитью его рассуждений было практически невозможно, только тончайшим чутьем из потока мыслей "вылавливалось" указание, именно указание, а не размышление, по поводу которого не ожидалось никаких действий. Даже самые приближенные терялись в догадках о подлинных намерениях президента: в ходе обсуждения он зачастую высказывал не стыкующиеся между собой пожелания, пересыпая их такой нецензурной бранью, что почувствовать, какое он хотел отдать распоряжение, можно было только интуитивно.

Время от времени, не зная чем заняться, президент тянул за пуговицу кого-нибудь из ближайших помощников к себе в кабинет - "переговорить".

- Американцы считают президентов обычными людьми, - начинал он там, встав лицом к окну и запустив руки в карманы брюк. - Даже более того, заурядными личностями, возведенными на высший пост в государстве. Некоторые интеллектуалы, правда, называют президентов незаурядными людьми с заурядными концепциями. А как вы относитесь к этим сукиным детям?

В вопросе уже содержался намек на ожидаемый ответ по поводу интеллектуалов, которых он инстинктивно презирал, но его не интересовал ответ, его вообще в этот момент ничего не интересовало, ему просто хотелось чем-то заполнить паузу. Не важно, кем его называют эти самые интеллектуалы, важно - кем он сам себя считает.

- Хочу, чтобы все было предельно ясно, - не дослушивал президент ответа. - Я все это ненавижу. Ненавижу войну, ненавижу каждое ее мгновение. Поверьте, я борюсь с искушением разом покончить с войной и свалить всю вину на Кеннеди и Джонсона. Они втянули нас в эту бойню во Вьетнаме, не я. Они послали туда солдат, не я. - Погрузившись в кресло за столом, переходил к другой теме: - Черные генетически стоят ниже белых, а потому, сколько ни вкладывай в федеральные программы средств для помощи им, все уйдет в песок и не улучшит их положения. Они никогда не смогут сравняться с белыми по уровню умственного развития, материального благополучия, по своим социальным качествам.

- Да, сэр, - отвечал помощник, стараясь вложить в слова неподдельную признательность за то, что именно ему доверяют такие откровения.