Тринадцатый знак

До чего же небезразличны ему были одобрение максимального числа избирателей и обеспечение преимуществ над возможными политическими соперниками! Желание избежать неприятных неожиданностей, быть уверенным в последствиях происходящего заставляло держать себя в состоянии перманентной бдительности. Нет, не чуждался он стремления облегчить людям жизнь, но прежде всего был заинтересован в отождествлении сделанного им добра с его именем и в укреплении тем самым своей значимости в глазах конкурентов. Не обманываясь красивыми словами о любви к людям и человечеству, видел в них средство воплощения личных политических амбиций. Политика была душой его жизни, ему хотелось создать царство закона, порядка и стабильности. Но понимал ли он, что жизнь людей зависит не столько от политики, сколько от множества других факторов? В этом я не уверен.

Больше всего ценил в человеке трудолюбие, ум, тщеславие и оптимизм. Сам был чужд чванливости, педантизма и чопорности, всегда в бодром настроении, выглядел приветливо и никогда не жаловался на трудности, имел цепкую память и располагающий тембр голоса, которым произносил фразы короткие и четко выстроенные. Обаянием действительно обладал и мог включить его или выключить в зависимости от того, с кем и зачем разговаривает.

Пусть мое общение с ним оказалось непродолжительным, но оно убедило меня окончательно: рискованно отождествлять человека с его политическими взглядами, а критикуя эти взгляды, надо видеть в нем прежде всего человека. В каждом из нас есть нечто, недоступное по-стороннему взгляду, своего рода схема характера, в оценке которого нужно быть очень осторожным, ибо нередко люди порочные, при более близком знакомстве, оказываются добродетельными, а добродетельные - порочными.

На встречах с этой "вашингтонской связью" меня не покидало смешанное чувство восхищения и сочувствия, хотя ни в каком сочувствии он, естественно, не нуждался. Почему же я сочувствовал ему? Да потому, что поразмышлять, оставшись в одиночестве, он мог не более пяти минут, всегда поглощенный текущими заботами, постоянно настороженный в ожидании опасности.

- Политическая карьера напоминает западню, - признавался он в беседе со мной. - Легко ее начать, но выбраться из нее невредимым труднее. Распоряжаться своим временем я не волен, все расписано на недели вперед, даже в рождественские каникулы не могу отдохнуть. Скорее всего, это цена получаемого мною удовлетворения от возможности влиять на судьбы людей и страны. Независимо от моих желаний, мне ничего не остается, как совмещать в себе льва и лисицу: льва - для устрашения соперников, лисицу - чтобы зорче высматривать расставленные повсюду "капканы". Можно и не обладать этими качествами, но создавать впечатление, что обладаешь, - вещь для политика обязательная. В политике - свой мир человеческих отношений, где также проявляются симпатии и антипатии, ревность и соблазны, а тесный личный контакт и пре-данность ценятся подчас больше любой компетентности. Столь же важны в нашем деле манера поведения, стиль одежды, физическая привлекательность, хорошо затянутый узел шелкового галстука и даже запах дорогого одеколона. В политике всем своим видом надо излучать волю и уверенность в себе. Не случайно в Мексике, например, наивысшим успехом у кокоток пользуются молодые политики, за ними идут летчики и тореро...

Этот человек сделал для меня американскую политику во многом предсказуемой, и я ему искренне признателен за такую помощь. Не менее важно - мне удалось уяснить, почему он избегает оставаться наедине с самим собой: оказывается, из опасения, что на свидание придет субъект, не внушающий ему полного доверия. А могло ли быть иначе, если простоту и непосредственность поведения он привык воспринимать как хитроумный расчет, пусть спонтанный, но все же расчет. В кругах, где ему приходилось вращаться, все тщательно взвешивалось, включая демократичность общения, и любое, кажущееся естественным проявление чувств на поверку оказывалось лишь ловким ходом с дальним прицелом. Когда кто-то заверял его в своей неподдельной искренности, он инстинктивно одевал на себя непроницаемую кирасу.