Тринити

— А что, за оклад ей работать в падлу? — прямо так и спросил Артамонов. — Ведь объем рекламных поступлений не зависит от качества ее верстки.

— Как раз и зависит! — возразил Артур. — На контракте она будет производительнее. Я ее лучше знаю.

— Но она не обработает больше, чем принесут агенты, — поймал его на противоходе Артамонов. — Мы же пашем без процентов!

— Без процентов… — промямлил Варшавский. — Мы — в деле.

— Дебора с Улькой выпестовали газету, но не требуют никаких привилегий, — отстаивал свою точку зрения Артамонов. — А у вас с Галкой какой-то сибирский автономизм получается!

— Да ладно тебе — сибирский автономизм! Не понимаю, какие уж тут привилегии, — двурушничал Артур. — Пять процентов — это не более чем форма. Просто верстка рекламы — работа рутинная, — пытался он произвести перезахоронение мыслей, — и Галке порой хочется послать ее подальше.

— А ради тебя у нее не возникает интереса поработать? — спросил прямее Артамонов.

— Я не могу этого требовать от нее, — признался сам-Артур. — Она имеет право на личную жизнь.

— Нет вопросов, — временно согласился Артамонов. — Но по ситуации с рекламой, которую, заметь, мы добываем сообща, больше уместен оклад. И никакого ее величества здесь не требуется.

Артуру оставалось развести руками. Это означало одно — продолжать заниматься ерундой он вынужден. Вынужден обслуживать мелкие выставочные сборища и таскать по ним издательский комплекс, чтобы дивить народ сиюминутными релизами. Вынужден снимать канитель фестивалей на бытовую камеру и продавать кассеты участникам. Вынужден повесить на баланс личную видеокамеру — чтобы обобществить заработанные на ней копейки. И так далее.

— Зачем ты тащишь в учет малооценку? — спрашивал его Артамонов.

— Пригодится, — тянул Варшавский на дно, как грузило. — Мы ведь пользуемся этим сообща.

— Особенно сообща мы пользуемся твоей бритвой с вибратором, — напомнил ему о прошлом Артамонов.

Потом Артур вообще пошел вширь — затарился с голодухи по гриву акциями РИНАКО.

— Очень ловкий заработок, — сказал он, похлопывая бумажками по руке, как банкнотами. — Через месяц сдам — будет навар.

— Неужели ты думаешь, что Боровой спит и видит, как вернуть тебе вложенное с процентами?! — потешался над Варшавским Артамонов. — Как бы не так. Я знаю одно: лучше нас наши деньги никто не прокрутит!

— Да разве это деньги? — плутал по теме сам-Артур. — Подумаешь, просто купил пару бумажек, попробовать.

— Ну, и как они на зуб? — спросил Артамонов. — Я бы за них ни рубля не дал!

С самого начала в «ренталловской» компании не существовало никакого уровневого несоответствия, из которого бы могли вытечь иерархические проблемы. Может быть, потому, что лидер там больше подразумевался, нежели носил обстоятельный характер. Лидером была сама идея. Хотя внешне за лидера можно было принять и Макарона, и Прорехова. Но пружиной развития был Артамонов. Прорехов специализировался на оперативке. Стоило Артамонову бросить идею, как Прореховым она тут же исполнялась до последнего покашливания. А Макарон был фундаментален — он закреплял, был как заведующий базой — все по полочкам, обстоятельно. Таким был расклад. Остальное шло вприкуску.

Однако в последнее время между Варшавским и Артамоновым стали возникать многомоментные непонятки. Конфигурация их отношений стала веретенообразной, словно один другому защемлял седалищный нерв. Артур без всякой муки мог провести любой календарный срок в камере с Прореховым или Макароном. Артамонов с ними — то же самое. А вот вместе с Варшавским его было лучше не сажать. Находиться рядом без какого-либо прикрытия третьей стороны они не могли. Требовалось, чтобы их кто-то обязательно разбавлял. Словно отсутствие фона выводило их отношения на чистую воду. Кроме того, что Артамонов с Варшавским были погодками, ряд биографических фактов указывал еще и на то, что их жизненные линии вились неподалеку. Независимо друг от друга они отметили повесть «Граничные условия», опубликованную в «Литературной учебе». Это далеко не хрестоматийное сочинение могло привлечь не каждого. И неважно, о чем там велась речь, хотя велась она о деградации интеллигента, который начал с малого побирательства и не заметил, как стал собирать по забегаловкам объедки и заливать их опивками, показательно было то, что текст этот отложился в мозгах у обоих. Артамонов и Варшавский, каждый со своей о ту пору зазнобой, едва ли не одновременно испили воды из грота под Сигулдой. Как-то так получилось, что независимо друг от друга побывали там почти одновременно. Согласно поверью, плошка мути из той сигулдской пещеры скручивала влюбленных в бараний рог и не давала никаких шансов на разлуку. Таких пустяшных совпадений у Артамонова и Варшавского обнаруживалось множество. И всем им была бы грош цена, не распорядись ими Галка. Именно из них, из этих совпадений, она сделала вывод, что у Артура нет противопоказаний к лидерству. И купила ему оранжевый пиджак.