Тринити

— Переведите, пожалуйста, Любочка, — сказал он, мерцая возбужденной кожей, — что Гитлер к ним не сунулся совсем не поэтому! Он не сунулся к ним потому, что сунулся к нам. Это я говорю, как русский офицер в отставке, отслуживший двадцать пять лет в песках среди таких фельдшеров, что вы представить себе не можете!

Любочка перевела. Херр Маругг приумолк. Политическую скатерть-перебранку, разостлавшуюся саму собой, надо было сворачивать.

— Кстати, о Гитлере и о синхронном переводе, — сделал небольшое отступление Макарон. — Когда мы куковали в Кушке в карантине, по телеку показывали «Семнадцать мгновений весны». И знаете, как они там у себя в каганате переводили официальные фашистские приветствия «Хайль, Гитлер!» и «Зиг хайль!».

— Как? — вытянулась вперед Любаша.

— Салам алейкум, Гитлер! И — малейкум ассалам, Гитлер! — выбросил вперед руку Макарон, едва сдерживая свои периферическую и вегетативную нервные системы от высокой оценки. — Вокруг бойня, а синхронист с экрана соловьиные трели разводит: « Салям алейкум, Гитлер!» — «Малейкум ассалам!» «Салам алейкум!» — «Малейкум ассалам!»

— Да вы что?! — не поверила Макарону Любаша.

— Артамонов не даст соврать, — обратился за подтверждением Макарон.

— Не дам, — сказал Артамонов. — Могу херру Маруггу скинуть на пейджер!

— Вот так и вы, Любаша, — выказал обиду переводчице Макарон. Швейцарцы пытаются объявить нам индульт, а вы с ними: «Салям алейкум! Салям алейкум!»

— Они же мне деньги платят, — стала объяснять свое положение Любаша.

— Ну и чтобы в нашем разговоре про WIFAG прекратить все алалы и поставить точку, — подпер бока руками Макарон и повел стрельбу на поражение, — спросите, Любочка, у господина Маругга, как они со своими ножиками чувствуют себя под нашими установками «ГРАД».

Любочка замерла. По ее мнению, сделка, а вместе с ней и задуманные Любашей посреднические проценты срывались. И тогда она решила не переводить последний вопрос, чтобы смягчить ситуацию.

Макарон заметил ее уловку и попросил перевести вопрос еще раз.

— Как они со своими ножиками чувствуют себя под нашими установками «Град», — повторил он для тех, кто забыл. — А вот ответ можно и не переводить.

Херр Маругг понял все без перевода. У него в глазах образовалось рисское обледенение, и он сразу заспешил угостить всю делегацию обедом.

— И давайте, Любаша, сделаем ему последний намек, — предложил уже в более дружеском русле Макарон. — Переведите, пожалуйста, что мы желаем откушать в кабаке у Чертова моста, где наш великий полководец Суворов переходил через Альпы. Там есть табличка, на которой все написано.

Любочка перевела.

— Туда не поедем, — уклонился от прямого столкновения Маругг. — Далеко. Мы пообедаем в традиционном швейцарском стиле. — И заказал места в морском ресторане, где гостям подали к огненной фондюшнице с горящим маслом мойву в сиропе, чтобы еще и самим жарить ее кусочки на палочках.

— Давненько к нам не заезжали русские, которые пьют красное вино, а не водку, — заметил херр Маругг, нахваливая недозрелую виноградную швейцарскую лозу.

— А вы спросите, Любаша, — попросил переводчицу об очередном Макарон, знают ли они этимологию русских слов «швейцар» и «вестибюль»?

— Сами спросите, пожалуйста, — заартачилась Любаша, словно опасаясь опистрахоза. — А то меня уволят.

— Нет, Любочка, уж вы спросите, — настаивал Макарон. — И, пожалуйста, при переводе не сглаживайте углов. У нас со швейцарцами сегодня официальный разговор! И если уж мы решили опустить их на миллион швейцарских франков, то, поверьте моему слову, обязательно опустим!

— Хорошо, я постараюсь, — согласилась Любаша и, набравшись смелости, приступила к переводу.

— И постарайтесь, Любаша, — попросил ее Макарон, — исход сделки зависит именно от вас. И переведите еще, что мы устали таскаться по горам, как бараны.

— Может быть, нам, наконец, покажут печатную машину?! — не выдержал херр Прорехов. — Cоздается впечатление, что они нам крутят мозги!

— Прямо так и переводить? — переспросила Шейкина.

— Так и переводите, Любаша, — сказал Прорехов. — Нам терять нечего. Кроме своих. И подпись — Цепей.

— Нам бы хотелось сначала изучить технику, чтобы не впарили какого-нибудь дерибаса, — придал себя беседе на равных старший печатник Толкачев, демонстрируя, что он остается на посту, хотя и основательно подзамерз.

— Прямо так и переводить? — не преминула переспросить Любаша.

— Так и переводите, Люба, — подчеркнуто осмелел Толкачев.

— Видите ли, — начал оправдываться Маругг, — все другие казенные покупатели из России, как только приезжали, сразу в горы на лыжах. И оттуда к теме покупки техники уже не возвращались. И мы боимся, что вы тоже…

— Понятно. Тогда извиняем, — сказал Макарон. — А мы, дурни, все бьемся над вопросом — спасти Россию или продать. И если спасти, то зачем, а если продать — то за сколько.

— Здесь и раздумывать нечего, — сказал херр Маругг.

— Вот именно, — согласился с ним херр Макарон, и они с херром Маруггом крепко обнялись, как ветераны.

Сделке — быть! — показалось Любаше.