Тринити

Бурят отмечал настроенческие сдвиги губернатора и всячески способствовал улучшению его морального состояния. Между ними установились сложно-подчиненые отношения. Владимир Сергеевич подумывал устроить Бурята к себе на работу заместителем, но Бурят отнекался. Ему и так неплохо жилось. Макаров был человеком хлебосольным, и на рациональном вскармливании у него, как на постоялом дворе, постоянно паслась масса сторонних людей. В его частной резиденции без конца дневали и ночевали спортсмены, гости из солнечной Азии, коллеги из смежных регионов, друзья детей. И всем хватало места и тепла. Бурят тоже не стеснялся пользоваться гостеприимством и принимал его как само собой разумеющееся.

Находясь под влиянием мутагенных факторов постоянного присутствия, губернатор Макаров стал предъявлять Бурята публике не как нового друга, а как вторично сморщенную почку, с таким подтекстом: человек, мол, больной болен идеей, но в своем роде очень показательный.

— Мой личный Бурят, — говорил Владимир Сергеевич, знакомя с ним кого-то из подчиненных. — Енот Самураевич. Прошу любить и жаловать. Специалист по обратному развитию. Занимается омоложением формулы. Клинически манифестный случай.

Люди улыбались и ничего всерьез не воспринимали. У каждого свои загибоны, полагали они. И правильно делали. Бурят тоже привык к подобным выпадам губернатора Макарова и не обращал на них внимания. Или почти совсем. Просто после каждого такого представления и без того предельная мишеневидность лица Бурята усугублялась. Лицо от стеснения расплывалось в широкой лучезарной улыбке, которая ежегодно появляется у всего прогрессивного человечества в ночь с 22 апреля на 5 марта.

Каждый день, часа за два до начала рабочего дня, проскочив по коридору третьего этажа административного здания, собеседники прокрадывались мимо уборщиц и охраны и задраивались в укромном кубрике за кабинетом губернатора. И прерванный вчера на полуслове Бурят — надо же, какую память имел, продолжал:

— В старину, когда еще у нас в стране недовольными занималось КГБ, а довольными ОБХСС, в книге Анатолия Мартынова «Исповедимый путь» я прочитал об эксперименте по психокинезу, который проводил Поль Сирак в присутствии восемнадцати человек. Он вручил Ури Геллеру — человеку с необычными способностями стирать магнитные записи, исчезать, гнуть металлические предметы в любую конфигурацию, — он вручил ему проросший боб золотистой фасоли и попросил пустить время вспять. Ури зажал в кулаке фасоль, продержал тридцать секунд и раскрыл руку — на ней лежал целый конский боб без каких-либо следов прорастания. Это явление неоднократно воспроизводилось им впоследствии, что свидетельствует о том, что психокинетическое воздействие человека на время имеет место быть.

— Неужели это возможно? — не верил Макаров.

— Возможно, — легко втягивал кислород Бурят. — Ведь по сути ничего не меняется. Все должно закончиться так же, как и началось. Просто путь к исходной точке можно пройти не только в прямом, но и в обратном направлении.

— Честно говоря, — признался Владимир Сергеевич, — мне про это почитать как-то не довелось.

— Я дам вам эту книгу, — оживился Бурят.

— Отлично! — воскликнул губернатор. — Будет чем заняться завтра на ближайшем заседании Сената.

— Так вот, — стал подытоживать свое повествование Бурят, которого, похоже, было уже не унять. Его намерение завершить монографию без всяких понуканий совсем ничем не прикрывалось. — Все мы появляемся из черной энергетической дыры и в черную энергетическую дыру уходим. И не только мы одни — все, что есть на земле, живое и неживое, приходит и уходит в эту дыру. Все, в чем присутствует энергия, — и деревья, и травы, и животные, рождаясь и живя, аккумулируют энергию, и, умирая или погибая, значения не имеет, вновь излучают ее, и она устремляется в черную дыру. И даже камни, зарядившиеся энергией во время тектонического взрыва, тоже испускают энергию в свои периоды полураспада, и она тоже устремляется в дыру.

— Постой-ка, — тормозил его губернатор Макаров. — А кой прок от всего этого? Кому и зачем все это надо?

— Прока нет никакого, — не стал ничего выдумывать Бурят. — И, тем не менее, все, что есть на земле, — живое. Или было живым, пока его не коснулась рука технократического, техногенного. Взять, например, все ту же воду.

— Опять вода, — сказал Владимир Сергеевич с оттенком некоторого сожаления.

— Да, вода, мой друг, а в ней — медузы, почти на сто процентов состоящие из воды. А рядом с медузами плавают еще меньшие твари, которыми медузы питаются, а рядом еще меньшие, и так до самых маленьких, которые уже питаются исключительно молекулами воды, после которых идут просто сами молекулы воды, которые тоже питаются разного рода минералами и металлами, растворенными в самой же воде.

— И что дальше? В чем фишка? — спешил понять все сразу Владимир Сергеевич, хотя торопыгой себя не считал.