— Полагаете, данный пример здесь применим? — критически воспринял приведенный пример Бурят.
— А то. Сидит кто-то наверху и слюну пускает в предвкушении поедания твоей души, интеллигентной и начитанной, честной, правдивой и твердой души, лишенной смертных грехов и пороков, то бишь, очень в их небесном понимании вкусной и деликатесной души, и только раскрыл рот, или что там у них вместо рта, и глаза закатил от удовольствия, а ты раз — изменил свой генетический код и назад — в жизнь. Тоже вариант.
— Об этом варианте я все время и толкую, — обрадовался Бурят, что до Макарова наконец-то дошло. — Отрадно наблюдать ваш полный вруб и въезд. Но все это очень опасно для жизни.
— А если к акту хорошенько подготовиться? — терзал рассказчика Владимир Сергеевич.
— К какому акту?
— Ну, чтобы развернуться в обратную сторону.
— А-а…запало в голову!? — взбодрился Бурят, отмечая как губернатора теперь самого выносит на стезю эксперимента с омоложением клеток. Подготовиться-то дело несложное, но, может, как всегда, не хватить жизни.
— Понятно, — поддерживал беседу Владимир Сергеевич Макаров и бил себя по пояснице длинным ивовым веником. — Значит, чем раньше приступим, тем лучше.
— Или вот еще линия, — оседал на пол очахнуть от пара Бурят, не понимая, почему это губернатора стала интересовать тема омоложения сильнее, чем его самого. — В семье заболевают гриппом не все сразу, а по очереди: один отболел — за ним следующий и так по порядку. Почему не все сразу? Потому, что вирус начинает хилять воздушно-капельным путем только когда на него обрушиваются с помощью трав да антибиотиков. Его вышибают из семьи, и он начинает суетиться, придумывать ракеты и межконтинентальные корабли, чтобы свалить в другое место, на другого человека или в мировом масштабе на другую планету, и за неделю добирается от Владивостока до Москвы. Вот так и мы, люди, сидим, жрем землю, как инфекция, и, поскольку нас уже присыпали дустом, мы спешно придумываем ракеты, чтобы свалить из Солнечной системы. Будучи вирусами, мы засрали планету и прикидываем, на какую перекинуться дальше. Но мир, как мы уже говорили, замкнут на себя. Получается, мы пожираем не землю, а клетки своих внутренностей, уничтожаем себя изнутри, причем не будущие поколения, а конкретно себя, бьем по личным почкам.
— Откуда ты это знаешь? — любопытствовал Владимир Сергеевич, подбавляя в деревянную шайку с водой струю пива и несколько капель настойки эвкалипта. — Как будто всю жизнь в органах проработал.
— Философские тетради Ленина, — сообщил Бурят шепотом. — От общего к частному.
— Что-то я не припомню у вождя таких фигуральностей, — кряхтел Макаров, скалывая кусачками ногти на ногах, да с таким нажимом и хрустом, что отделившиеся куски улетали на загнеток печи. — То есть, у тебя есть подозрение, что нас кто-то потребляет.
— У нас две функции, — трактовал Бурят. — С одной стороны, мы Божьи твари, и наши души есть материал для наращивания потенциала Бога. С другой стороны, мы — инфекция. И стали мы ею по очень простой причине — при заселении Земли Богом дьявольские спецслужбы умудрились внедрить в наши генотипы технократические чип-карты. Именно технократическое начало в человеке губительно для него, именно цивилизация есть путь к смерти. Цивилизация и развитие — это от дьявола, хотя на первый взгляд выглядит вполне прилично. Адаму и Еве в Эдемском саду подсунули змея, и он искусал наших прародителей, искусил технократичностью. Поэтому с землей обязательно что-то произойдет, она должна состояться как атом. Она может быть захвачена, может войти в соединение с чем-то или сойти с орбиты, может взойти на другой энергетический уровень. Но мы, скорее всего, этого не заметим.
— Но, раз я, бестолковый, вник, может, тогда попробуем, — предложил Владимир Сергеевич. — Я тоже хочу участвовать в эксперименте. Я во все поверил и готов, как пионер.
— Готовиться к эксперименту нужно длительное время, чтобы уловить момент начала физической смерти, — приостановил рвение губернатора Бурят, чтобы не проморгать смерть и не спутать ее ни с чем другим. Иначе можно просто умереть, и все. То есть, надо суметь удержаться на краю обрыва, к которому примчался на полном скаку.
— Ну вот те раз! Оказывается, не все еще учтено, — посетовал Владимир Сергеевич. — Я уже мысленно собрался омолодиться, а ты опять за свое — рано! рано!
— Как у саперов, здесь может быть только одна попытка, — сказал Бурят. — А что касается варианта смерти, я предполагаю, при инсценировке смерть может быть любой.
— Даже от водки? — оживился Макарон.
— Может и от водки, а вот от переохлаждения или голода уж точно, потому что холод, голод и смерть — это одно и то же. Не исключено, что Гоголь, находясь в голодной коме, вовсе не умирал, а пытался вернуться назад, в прошлое. По методе, сходной с моей. Он, как человек исключительно творческий, рвался в исходную точку, чтобы впасть в детство, наполненное материнской нежностью и незабываемыми нежинскими огурцами. Мокрыми и с пупырышками.