Тринити

Мат тосковал о потере Реше глубже всех. За неимением выразительных слов в своем необширном лексиконе он в течение суток истолковывал печаль механически — легким движением правой связочки своих сосисочек-пальцев он забрасывал в рот стаканчик за стаканчиком из неприкосновенного запаса. Когда концентрация алкоголя в крови дошла до нормы, Мат отошел ко сну и в один прием проспал почти сутки на третьей полке. Проснулся он оттого, что упал со своих вещевых полатей непосредственно на Татьяну. Состав при этом слегка пошатнулся, а Татьяна — нет. Просто во сне она перевалила куль своего организма с Фельдмана на Мукина.

Через два дня за окном поезда Харьков — Воркута закачалась тайга. «Дикари», припав к стеклам, не отрывались от бескрайностей, теряющихся в голубой дымке. Дали игриво аукали и бежали прочь от поезда. Тайга, как зеленая грива на шее летящей земли, трепетала, колыхалась и прядала в такт составу.

— Давайте как-нибудь себя назовем! — предложил Артамонов. — Должно же быть у стройотряда, пусть даже и «дикого», какое-нибудь плохонькое название.

— «Кряжи»! — посыпались предложения.

— «Золотые плоты»!

— «Северное сияние»! — придумал кто-то, намекая на смесь спирта с шампанским.

— «Парма»! — выкрикнула Татьяна. — По-комяцки это — тайга.

— С чего ты взяла?! — накинулись на нее.

— Откуда тебе известны такие тонкости?!

— Видите ли, я готовилась к поездке основательно, — гордо сказала Татьяна. — Не то что некоторые.

— Да, «Парма» — как раз то, что нужно, — согласился Рудик. — И красиво, и романтично!

— И давайте разрисуем свои куртки! — предложил Забелин. — Вырежем трафареты и разукрасим себе все спины!

Наконец-то настало долгожданное утро приезда. Позади две с половиной тысячи километров новых чувств, удивления, красоты и восторга. Позади десятки встречных поездов, с татуированными и просто пассажирами, вывесившимися из окон до пояса, позади десятки поездов, мчащихся на сковороды южных побережий, позади сотни полустанков с лагерными и просто красивыми названиями.

— Я смотрю, здесь вовсе никакая и не глушь, — разочаровалась Татьяна.

— А ты хотела, чтобы поезд завез тебя в нехоженый край? — подтрунил Артамонов.

— Я ничего не хочу, — скуксилась Татьяна, — просто пропадает эффект первопроходства.

…Увесистый замок безо всяких секретов, но с заданной надежностью охранял контору леспромхоза. «Учреждение АН-243/8» — значилось на двери.

— Не иначе как зона, — догадался Рудик.

— Да, очень похоже, — согласился с ним Забелин.

Появился неизвестно где ночевавший сторож и сказал, что начальство туда-сюда будет. Туда-сюда, по-местному, оказалось что-то около двух часов. Но и это не вечность. Директор леспромхоза замкнул вереницу тянучки конторских служащих.

— Откуда такие орлы? — спросил он.

— Мы вам писали, — полуобиженно произнес Нинкин.

— Нам многие пишут, — объяснил свое недоверие директор.

— А мы, к тому же, еще и приехали, — сказал Пунктус.

— Рабсила, в принципе, принимается в неограниченном количестве… сказал директор, осматривая студенческий народец.

— Как стеклотара в «Науке», — подсказал сравнение Артамонов.

— Извините, не понял? — сдвинул брови директор.

— Придется заявить об этом на слете кондукторов!

Директор понял, что он ничего не понял, и спросил еще раз, откуда прибыл отряд. Его земляков среди приезжих не оказалось, поэтому он, уняв свое географическое любопытство, перешел к делу.

— Кто у вас старший? — спросил он уже серьезно.

— Никто. У нас все равны, — сказал Рудик.

— Так не бывает, надо же кому-то бумаги подписывать. Козлов отпущения держат на любой конюшне. Есть ли среди вас какие-нибудь там комсорги или профорги?

— Есть, — сказали в один голос Клинцов и Фельдман.

Фельдман увязался в отряд исключительно из-за денег, которые, как он считал, на севере можно грести лопатой. Клинцов же, как он сам объяснил, ни в деньгах, ни в романтике не нуждался — он решил просто проверить себя. Что это означало, никто не знал. И никто не знал, на какой предмет проверить себя собирался Клинцов.

— Вот и отлично, — сказал директор. — Один будет командиром отряда, другой заместителем. Типа комиссара. Сегодня мы отправим вас в верховья окатывать запань.

— Запань? — переспросил кто-то от чрезмерного недержания. — Окатывать?

— Запань — это такое место на берегу, где складируется заготовленный зимой лес, — пояснил директор.

— Нам бы хотелось на сплав… — сказала Татьяна. — Честно говоря, мы только на него и рассчитывали… Чтобы возмужать…