— Не похоже.
— А кажется, что колышется.
— Выйди, проверь, — попросил Рудик сонного Усова.
— Сиди! — приказала Усову Татьяна.
— Да пусть прозондирует. Он легче всех других по весу.
— Усов и без того больной, — объяснила Татьяна свою категоричность. — Я сама все проверю.
Татьяна прямо через борт ступила на берег и с концами ушла под воду. Водная стихия полностью приняла ее в свои объятия в третий раз за поездку. Выяснилось, что открытый экспедицией объект никакого отношения к географии не имеет. Бескрайнее стадо гусей, прикорнувшее на воде, походило на огромную грязную льдину. Плотно прижавшись друг к другу и упрятав головы под крылья, птицы спали прямо на плаву посреди реки.
Своим падением Татьяна проломила в живом сооружении порядочную дыру. Раздался дикий гогот проснувшихся гусаков. Поднялась сутолока, как на птичьем базаре. Мгновенно вскинутые головы птиц напоминали ощетинившуюся гидру. Встревоженные гуси всколыхнули гладь и все разом попытались взлететь. Мешая друг другу это сделать, они вновь падали в воду и на лодки.
Татьяна подмяла под себя двух растерявшихся трехлеток и повисла на них, как на спасательных кругах. Ора от этого сделалось еще больше. Протестующие против такого применения семенные гусаки быстренько настучали Татьяне по балде твердыми красными клювами. Татьяна мужественно стерпела этот дробный барабанный бой. Такова была плата за жизнь. Река в этом месте была действительно бездонной.
Напуганное стадо гусей пыталось продраться к берегу через флотилию. Белое месиво ринулось на борта судов с полулета. Птицы вползали на брезент и, перевалившись через другой край, снова плюхались в волны — прямо какой-то птичий стипль-чез.
Закрывая головы руками, туристы пытались уйти за рамки очередной гусиной истории. С испугу птицы без всякой надобности гадили куда попало, отчего весла стали выскальзывать из рук.
— Дело в том, что мы заплыли на птицефабрику, — заключил Рудик.
— Или в заповедник, — добавил Реша.
С рассветом на берегу завиднелись вольеры из металлической сетки-рабицы. Похоже, птицы со страху устремлялись именно туда, домой. К утру в этих укрытиях стая и угомонилась.
— Бросай своих лебедей и вылезай из воды! — предложил Рудик Татьяне, когда все стихло. — Тебе мало вчерашнего?!
— А что я такого сделала?!
— Да ничего, просто люди с птицефабрики подумают, что ты воруешь гусей, — пояснил Фельдман заискивающе.
— Не могу, руки заклинило, — процедила Татьяна, удерживаясь зубами за протянутое весло.
— Ну, тогда крепись, — сказал Забелин и стеганул окаменевших гусаков спиннингом. Те закудахтали и, как водные велосипеды, поволокли Татьяну к берегу, откуда подобрать ее оказалось много легче.
— Видишь, сколько бед ты накликал на нас! — похулил Фельдмана Забелин. — И ладно бы мне удалось что-нибудь заснять на камеру, а то ведь кругом была такая темнотища!
— Я тут ни при чем! — огрызнулся Фельдман.
— Не мне же вчера так остро захотелось гусиной вырезки.
Пересчитавшись, чтобы ненароком не оставить кого-либо на дне, путешественники, все в птичьем помете с головы до пят, продолжили спортивную ходьбу по воде.
До города плыли цугом, без привалов, перекусывая на ходу подручным кормом. Скорбь воцарилась на лицах байдарочников. Не унывала одна Татьяна. На нее было любо посмотреть. От загара она стала совсем коричневой, почти как облицовка шифоньера, стоявшего в углу ее комнаты.
Высадились на берег непосредственно в пойме, неподалеку от канализационного стока, который зимой сыграл злую шутку с Бирюком. Все замертво упали на родной песок, а Рудик поплелся в трансагентство нанимать машину для перевозки снаряжения обратно в прокатное бюро.
Вот так бесславно закончился поход по местам партизанской славы. Бесславно потому, что не увидели ни одного партизана.
Глава 18
ЖАННА-МАРИЯ
Свежую новость откладывать до утра было никак нельзя, и приволокшийся в комнату Гриншпон стал будить Решу. Он знал наверняка, что Решетова это нисколько не увлечет, и тем не менее потянулся к его холодным пяткам.
— Спишь? — шепнул Гриншпон вполголоса.
— Сплю, — перевернулся Реша на другой бок.
— Новость есть, — сказал Миша уже громче.
— Пошел ты! — пнул ногой Реша.
— Что ж вы, суки, поберлять не оставили? — громыхнул Гриншпон пустой сковородкой.
— Поменьше шляться будешь! — сказал Реша. — Тут и без тебя столько чистильщиков перед сном бродит! Один Мат чего стоит!
— Все равно свинтусы! — расходился Миша.
— Если завтра выходной, то можно орать среди ночи?! — вздохнул и привстал Реша. — Ну что тебе надо?
— Я же шепотом, — оправдывался Гриншпон, практически не сдерживая голоса.
Заскрипели кровати сожителей, и в любую секунду могли начаться серьезные разборки.
— Сколько раз тебе говорили: мышью входи после своих репетиций! Мышью! — прогудел Рудик, вставая.
Проснулся Мурат, встал и на ощупь побрел в туалет, говоря себе под нос.