Тринити

Драка началась одновременно в нескольких купе. Общими усилиями с Татьяной, которая старалась всех разнять и только мешала бойне, под улюлюканье и свист люди при исполнении были вытеснены в тамбур. Мат захлопнул за ними дверь и, подперев ее плечом, отчаянно удерживал ручку. Чтобы снова ворваться в вагон, проводникам пришлось разбить стекло двери кочергой и таким образом отвоевать у Мата ручку двери. Тогда Мат придумал простенькую схему - он схватывал ближайшего из нападавших, затаскивал его в тыл - в зону уверенного приема - и отдавал на откуп Реше и Мукину. Те поставили дело на поток - брали проводников за уши и нанизывали сначала на голову, а потом на колено - два притопа, три прихлопа. Пунктус с Нинкиным оттягивали измочаленные тела в "тенек" и складывали в несколько ярусов. С помощью живого конвейера управились достаточно быстро. Оставалось только смыть кровь с лиц и со штанов.

Хозяева поезда позорно отступили в бригадирский вагон.

- Ну, Усов, вечно из-за тебя куда-нибудь влипнешь, - сказала Татьяна, когда все улеглось. - Уединиться с дамой - на это ты уже способен, а вот постоять за нее - все еще нет. Делаю тебе замечание.

- А почему именно ты?

- Да потому, что без меня здесь ничего бы не стояло! - оттянула ему леща по гульфику. - Вспомни пчел!

- Ты же видела, сколько их налетело, этих кондукторов! - оправдывался Усов.

- Но к тебе лично имел претензии только один - бригадир! - уточняла Татьяна.

- Ну и что? - уходил от прямого ответа Усов.

- Ничего, - зря спорила Татьяна. - Если бы ты в ответ ударил его сам и не вынуждал Артамонова, то никакой потасовки не было бы.

- Не скажи, - стоял на своем Усов. - Разрядка назревала сама по себе. Мы настолько устали на этом сплаве, что все равно бы мы за что-нибудь да зацепились. Не за проводников, так за курортников. А тут получилось очень кстати. Отыгрались за поселенцев. Я же видел, что все молотили с таким смаком, с каким жаждали повырубить ссыльных, когда те собирались поджечь нас в Пяткое. Ну, когда мы чуть не пришибли колами Мата. А что касается бокса, то ты же знаешь, Танечка, я им не занимаюсь, мой конек - бег по пересеченной местности и охота на лис.

- Как раз проводница и смахивала на одну из них, - пометила Татьяна.

Третий трудовой семестр породил в институте новую высокую моду. Считалось, что нужно везде, включая занятия, ходить в стройотрядовских зюйдвестках. Причем обязательно стриженным наголо. После того как на конкурсе эмблем художества "Пармы" на ветровках заняли неофициальное первое место, Татьяна, с голой головой, словно тиффози, перестала снимать с себя студенческую форму даже на ночь. Усов чуть не плакал. За лето он вымахал в почти двухметрового дяденьку и слезно просил художников "Пармы" нарисовать тайгу и солнце на только что специально для этого купленной брезентовой куртке пятого роста. Свой старый короткий куртец он подарил Кате, которая продолжала приезжать к нему на смотрины.

Через неделю в институт явился следователь.

Бойцы "Пармы" были вызваны в ректорат, где им объявили, что "дикий" отряд обвиняется в финансовых махинациях с руководством леспромхоза АН-243/8 и что по делу начато следствие.

Сообщение вышло неожиданным. Участники таежной вылазки не нашли в себе сил даже переглянуться. Больше других были поражены не ездившие ни на какой север и никаким образом к "дикарям" не причастные Мурат, Бондарь, Марина, Наташа и Петрунев, вообще не учившийся в институте. Как они стали фигурантами дела, было неясно. При всем удивлении они - за исключением Петрунина, который неизвестно где обретался и не подавал никаких признаков жизни, - повели себя достойно: не закричали и не начали с ходу уверять ректора и следователя в непонятно как возникшем недоразумении. Просто они глубже других пожали плечами и без всякого вопроса взглянули на Клинцова и Фельдмана.

В головах "дикарей" проносились возгласы, едва заметно отпечатываясь на губах: "Это какой-то просак! Этого не может быть! Здесь что-то не то! "Парма" на такое бы не сподобилась! "Парма" работала честно! Понятное дело, что до "красных гвоздик" мы пока не дотягиваем - на Фонд мира пусть работают кому нравится, - но и чужого нам не надо!"

Неожиданность грозилась разрастись до непредсказуемых размеров. Список бойцов "дикого" стройотряда не сходил с институтских уст. "Парма" получила известность самого отчаянного отряда. Каждого бойца знали в лицо. На переменах, на лекциях, на собраниях только и говорили, что об этом северном предприятии "Пармы", перенимали опыт, стенографировали впечатления. Судя по развернувшемуся ажиотажу, следующим летом на сплав в тайгу должны были отправиться самостоятельно не меньше десятка подобных "диких" формирований.

А теперь что ж получается? Уголовное дело? Вот так "дикари"! Только прикидываются романтиками, а сами хапуги и рвачи из рвачей. Ловко они закрутили это дело!

Находясь в положении, просматривающемся из любой точки, "Парма" восприняла сообщение следователя как удар ниже пояса, неизвестно кем и откуда нанесенный.