Тринити

Прорехов заслушивался песней Артамонова и, поглядывая на Дитяткину, потирал руки. "Девчонка что надо!" - проносилось у него в голове.

Маргарита Павловна, как картофельное поле, окучивалась сложнее. Она зыбко посматривала по сторонам и, судя по нарастающей зевоте, собиралась откланяться. Тогда Артамонов стал угрожать, что жаждущих войти в общество целая очередь, буквально десятки человек! И что все они мнутся под дверью "Старого чикена" и готовы молниеносно занять места волокитчиков! Свято место пусто не бывает!

Столь смелым маневром Артамонов попросту обрек Маргариту Павловну на участие в непредвиденных расходах. Как говорил классик, обрек ее мечам и пожарам. Но об этом позже. А пока что, на уровне флюидов, Маргарита Павловна чувствовала, как исторгаемое парами сидящего рядом Макарона понятие "краше бабы нет" обволакивает ее и скручивает в бараний рог.

- Неплохие парни, - сказала Маргарита Павловна диве на выходе.

- Да, и выражаются прилично, - согласилась Дитяткина.

Журналистика в регионе была монокультурой, без всякого севооборота. Как кукуруза при Хрущеве. Профессиональных журналистов имелось негусто. Система вытесняла толковых и выбрасывала за пределы ареала. Тем временем повсеместно укоренялась путаница - никто не отличал консультанта от корреспондента. Большая часть стилистов мнила себя журналистами, пользуясь абсолютным нигилизмом народных масс в этом вопросе.

- Нет, ребята, с кадрами для нового издания нам придется туго, - сделал вывод Артамонов. - Без Ульки, Деборы и Светы нам самим никакой газеты не потянуть. Этих Рюриковичей надо срочно призывать на издательское царствование!

- Они уже полгода на чемоданах, только свистни... - сообщил словно ему одному известное Прорехов. - Даже Света интересовалась, - сказал он больше для Макарона.

- Тогда ты звонишь девушкам, а мы с аксакалом - за цветами, распорядился Артамонов.

Цветочные ряды гудели, несмотря на разразившийся в стране кризис, словно на выставке флористов, куда были приглашены все цветоводы города как в горшочках, так и на срез. В ход шло все: и необъятные букеты роз в мучнистой росе для презентации структур новой экономики, и неживые пластмассово-бумажные икебаны к цинковым гробам или, как выражался Прорехов, к "циникам" - из селения Ош и других конфликтных точек.

- Возьмите у нас! - галдели торговки. - Неделю простоят!

- Нам неделю не надо, - остепенил их Макарон. - Нам, чтобы утром выбросить. Работы по самое некуда!

- Посмотрите, какие толстые стебли! - просили обратить внимание цветоводки.

- Не для еды берем, - сказал Макарон. - Но если сбросите цену на опт...

- А сколько возьмете? - сразу стали сговорчивее торгующие.

- Много, - пообещал Макарон. - Сами прикиньте - к нам приезжают навсегда три иконы нержавеющей сексуальности.

- О! Три иконы! Тогда сбросим, - засуетились цветочные горшки. - Мы замерзли тут стоять.

- Ну, раз замерзли, тогда еще на рубль снижайте! - потребовал Макарон.

- Больше не можем, - извинились девушки. - Хозяин не велит. Он из Баку.

- Какая вам разница - пять рублей или шесть? - трепал им нервы Макарон. - Пять - мы купили и пошли, шесть - вы продолжаете мерзнуть. Скажите хозяину, что приходил аксакал...

- Хорошо, мы согласны, - опустились на самый минимум девушки.

- Тогда по четыре, - назвал свое последнее условие Макарон.

- Это уж слишком!

- Без упаковки берем, поймите! - давил Макарон. - Без всей этой чисто внешней слюды! Вам суеты меньше.

- Честное слово, не можем, - признались торговки. - Хозяин не велит.

- Ну, как хотите, - сказал Макарон и развернулся уходить.

- Ладно, ладно! - сдались за прилавком. - Уговорили, берите!

- И плюс еще парочку фиолетовых гвоздик, - дожал продавщиц Макарон, для Светы, вдруг и вправду приедет... И баночку компосту...

- Бьюсь об заклад, - поспорил с Макароном Артамонов, еле удерживая охапку гвоздик. - Когда тебя исключали из КПСС, ты до последнего торговался по поводу формулировки. Придется тебе возглавить наш коммерческий отдел и работу с кадрами. Мы тебя, как Матросова, бросим на вражеский КЗОТ!

- Нам, татарам, все равно, - отчеканил Макарон каноном "Служу Советскому Союзу!", и затаренные друзья отправились в гостиницу.

Вызванные на помощь девушки приехали ночным экспрессом. Они дрожали, словно в поезде им выдали сырое белье, и моргали невыспавшимися глазами, потому что в течение всей поездки в волнении то и дело просыпались от тишины на остановках. Две такие потухшие пичуги-журчалки.

- Ну вот, теперь у нас кворум, - успокоился Артамонов, завидя приветственно вскинутые руки подруг.

- Как жизнь? - спросила Улька из темноты тамбура и ослепила встречающих фотовспышкой.

- Слоями, - признался Прорехов, дотошно рассматривая подруг методом блуждающей маски.

- Я представляю, какое здесь житье, если на въезде с нас не сняли никакого курортного сбора, - наигранно затосковала Улька.- Ну, и где вы тут поселились?

- Отель "Верхний", три звезды - Артур, Галка и аксакал, - воспел свое болото Прорехов и, как таксисту, назвал Макарону адрес: - Улица Советская, дом восемь. По Гринвичу.