Тринити

Идею взяли за основу. Часть актеров в ожидании выхода должна была находиться в зале, в гуще зрителей, и наравне с ними лирически переживать игру коллег.

- Вдруг не прохавается, Борис Яныч? - первым за исход спектакля забеспокоился Свечников, по пьесе - Фискал. - И зал потихоньку будет пустеть, пустеть. А мы будем играть и слышать, как хлопают дверьми уходящие и произносят в наш адрес: "Лажу гонят!"

- Вы мне это бросьте! - чуть не кричал Борис Янович. - Что значит "не прохавается"?! Не думайте, что зритель мельче вас! Самое главное - верить в спектакль, в свою роль! Без веры ничего не выйдет. И больше так не шутите "не прохавается"! Здесь все зависит не от вашего шага в зал, а от проникновения в зрителя, в его душу. Чтобы зритель сидел в темноте не как на лавочке в Майском парке по весне, а как в кресле у дантиста!

Ему верили. Ведь и впрямь главное - вжиться в образ. И если не получить там постоянную прописку, то хотя бы временно зарегистрироваться.

На сцене, насквозь пробитой багровыми лучами прожекторов, двигались тени, поминутно меняя конфигурацию. Священный сумрак пустого зала казался чем-то самостоятельным, а не продолжением теней.

Обрывки взглядов, шагов.

На стыках мнений и интересов рождался образ Жанны. Его по ниточке вшивали в ткань сюжета, вживали в себя. К утру споры ложились штрихами на его грани. Грани искрились, а может, просто уставали глаза.

О температуре репетиций можно было судить хотя бы по тому, как Бирюк ночью и под утро подбивал всех пойти купаться, уверяя, что вода в это время суток - парное молоко. На реке вот-вот должен был сойти лед.

На репетиции приходили все девушки труппы, несмотря на то что в спектакле были задействованы только две актрисы - в роли Жанны и ее матери. Свободные дамы занимались костюмами. Строчили на машинке за кулисами, выносили примерять, потом переделывали и доделывали. Распределение главных и второстепенных обязанностей происходило без обид.

Прима труппы - актер номер один Пряников - сокращенно Пряник подрабатывал в столярной мастерской института. На его совести лежала деревянная часть реквизита. Чтобы скрыть и скрасить его убогость, Пряник притаскивал то доску, то брусок и доводил до нужной выразительности крест и символ нависшей над Средними веками инквизиции - эшафот, который попутно должен был стать и казематом, и помостом, и местом судилищ.

За компанию с Пряником на репетиции приходила его знакомая Инна. Из гордости Пряник проболтался, что она здорово рисует. Борис Яныч тут же привлек ее к спектаклю - усадил за огромную афишу с такой фабулой: маленький жаворонок бьется с огнем, поднимающимся к небу с хлебного поля.

"Спазмы" накомпозировали столько песен и мелодий, что их вполне хватило бы на несколько представлений, но для "Баллады..." отобрали самые трогательные, и музыканты днями и ночами оттачивали их исполнение.

Пришло время компоновать и выстраивать мизансцены в одну линию с музыкальным сопровождением. Подолгу терли каждое место.

Оставалось много проблем, но в спектакль уже верили. Да и как можно было не верить, глядя на заразительную игру Марины, которая, словно навеки, вселилась в Жанну и прописалась в ее образе! Ее светлые распущенные волосы в багровом свете прожекторов и просторный вельветовый костюм казались поистине средневековыми. С Марины не сводили глаз, когда доводили добела черновые куски. Своей игрой она накаляла остальных.

Энтузиазм репетиций был настолько высок, что под утро не было никакой охоты расставаться. Когда Борис Яныч распускал всех по домам, никто не спешил уходить, все усаживались на бордюрах Студенческого бульвара поболтать и покурить. Совершенно не ощущалось, кто насколько погрузился в искусство, и, наверное, захлестни оно всех с головой, никто и не заметил бы.

Напряжение, не отпускающее круглые сутки.

Иногда на репетиции тайком проникала Рязанова Ирина. В результате в институтской многотиражке появилось стихотворение за ее подписью:

Лучом багровым пробита сцена

Мы - словно тени

И зал огромный сутуля стены

Внимает сцене

Обрывки взглядов и слов на сцене

Обрывки жестов

Рождают образ на стыке мнений

И интересов

К утру все споры штрихами лягут

На образ этот

Игра такая - нельзя ни шагу

За грань сюжета

Нельзя сплеча все, а можно только

Семь раз примерив

И очень долги и очень колки

Пути к премьере

Но разве проще пути земные

К своей вершине?

Играть себя ведь еще сложнее

В спектакле жизни

Где все иначе, где все на сцене

Неповторимо

Где нет дублеров и больше ценят

Игру без грима

Перед генеральной репетицией было решено устроить трехдневный отдых.

- Не нужно никаких передышек! - заупрямилась Марина. - Три дня - это слишком много. Половину сцен придется начинать с нуля!

- Не придумывай, - возразил Фискал, - все идет как надо!

- Да ты что, Жанна! - вспыхнул Инквизитор. Он уже месяц называл Марину ее сценарным именем. - Роль настолько въелась мне в кишки, что, разбуди меня на любой лекции, я отмолочу все тексты на одном дыхании!

- Как знаете! - бросила Марина и ушла, не переодевшись.