Тринитротолуол из Перистальтики (СИ)

Очнулся же от жары и душноватого запаха, утирая пот со лба. Успел обрадоваться, что прошлый день и правда оказался сном или бредом. Ну явно ведь в казарме лежу, а не под елкой. Потянулся, открыл глаза и увидел перед собой белую льдистую корку, сияющую от солнца, поверх нее — тонкое женское запястье, а чуть подальше — окровавленную волчью морду, застывшую на снегу. Остекленевшие бельма пялились прямо на меня, а я — на них и на руку эту.

В голове после падения все плыло, и мысли тянулись как-то заторможенно. Сначала я немного приободрился, что нашел себе компанию, потом испугался, что женщина — тоже из числа психованных бомжей, затем — что ее убили волки, сразу же — что рука может быть и оторванной, как лапы у того медведя… Ужаснувшись от этого подозрения еще больше, я наконец-то перевел взгляд с запястья на все остальное. И явственно почувствовал, как дернулось сердце и как на затылке поднимаются немытые волосы.

Женская кисть, естественно, переходила в предплечье. Почему-то покрытое редкими темными пластинками по бледной коже. Только вот дальше рука переставала быть человеческой — угольно-черная, бороздчатая, в толстых щетинках. А росла она из той же гигантской туши, с которой я вчера встретился в подвале. Тварь лежала рядом, придавив меня сверху второй лапой и прижимая к своему белому пузу. Именно от него и несло жаром.

Я лихорадочно отпрянул от необычайно мягкой и теплой кожи, под которой снег протаял чуть ли не до земли. Отпихнувшись, сбросил с себя клешню, попытался отползти в сторону. Потом понял, что надо было дергаться аккуратнее, но было уже поздно: тварь проснулась от моей возни. С неожиданной прытью туша извернулась, вскочив на суставчатые паучьи ноги. Передо мной очутилась уже знакомая морда, показывая набор здоровенных зубов — размером с кухонный нож.

Я зажмурился и судорожно сглотнул. Не было душевных сил даже на то, чтобы бояться, и потому я почти отстраненно ждал, как эта чудовищная пасть перекусит меня пополам. Бежать некуда, не успею — видел, как резво носится это членистоногое тело.

Однако монстр опять как будто издевался — прошла секунда, другая, потом где-то с полминуты, а он все не нападал. Я наконец-то поднял веки и осознал, что тварь просто рассматривает меня, слегка поводя мордой из стороны в сторону. Она щелкнула, присвистнула, и мне почему-то почудилось, что зверюга чем-то озадачена. А после вышло совсем странное: на мое плечо опустилась та женская рука, которая крепилась к туше где-то в районе головогруди, и погладила меня. Через одежду и отмороженную кожу я не почувствовал прикосновения, но выглядело это именно так.

Затем зверюга отошла в сторону и принялась с аппетитом уплетать останки волков, очевидно, недоеденных вчера. Ненадолго прервалась, подняла жуткую башку и махнула все той же рукой, словно приглашая присоединиться. Я машинально помотал головой, отказываясь от сомнительного угощения, хотя в желудке возмущенно заурчало. С чего-то вдруг захотелось этой собачатины — не думал, что настолько оголодал. Наверное, все из-за стресса. Удивляюсь, как еще держусь в здравом уме, учитывая события последних суток. Ну, может, уже и не в здравом, кто его знает.

А ведь при свете дня я убедился, что у твари на одной лишь левой стороне башки аж два крупных глаза. И еще, кажется, россыпь мелких… Впрочем, это могли быть и просто какие-то кожные выросты. Но это такие мелочи по сравнению с остальным…

Вчерашнее впечатление не обмануло: больше всего невозможный монстр походил на черно-белого кита-косатку — даже пятна на голове были такими же. И белое брюхо. Только этого кита зачем-то поставили на четыре пары хорошо знакомых паучьих ног, а спереди прикрутили клешни. Потом передумали и вместо одной из них пришили вполне человеческую руку. Еще хвост у зверюги загибался кверху и своим рельефом парадоксально напоминал скорпионий, но жала на его конце я углядеть не смог. Взамен него там красовалось что-то похожее на китовый плавник. На морду щедро насыпали разных глаз, а потом получившуюся нелепицу пустили на промысел в леса. Где она почему-то не загнулась, а устроила легкий геноцид местным хищникам. Наверное, часто меняет охотничьи угодья, иначе такой туше не прокормиться — зверье быстро кончится.

По всем законам природы такой твари существовать не могло. А если бы и существовала, то уж точно не в таком климате. Ее части друг другу явно противоречили, это было заметно невооруженным глазом. Хотя бы по тому, как она пожирала волчьи останки: кусала чудовищными челюстями, мотала головой, отрывая куски. На морде при этом бестолково шевелились клешневидные выросты, похожие на жвалы, а толстое горло конвульсивно сокращалось.

Да и ноги эти, мягко говоря, не самый удачный вариант для того, чтобы нести толстую китовую тушу. И вообще, дельфиньи формы тела лучше всего подходят для жизни в воде или рядом с ней. А паучьи ходули для этого не годятся никак.