Впрочем, с тех пор, как я стала мамой, такие мелочи меня не беспокоят. В Европе вообще к собственному внешнему виду люди относятся очень спокойно. Единственное требование — ты должна выглядеть в рамках приличий, чтобы окружающие захотели с тобой общаться. Поэтому в своих очочках лично я чувствую себя вполне комфортно.
Не понимаю, чем они господина Мюллера не устраивают? Хотя, по большому счёту, это всё неважно. Меня беспокоит, где мои дети?
— Простите, господин Мюллер, но мы говорим не о том, — я постаралась придать своему голосу твёрдости, чтоб до учителя музыки, наконец, дошло. — Скажите, где мои дети?
Сказала, а потом вдруг вспомнила, как я выбежала на дорогу, не заметив, что на светофоре загорелся зелёный свет, и стоявшие на перекрёстке машины тронулись. А я почувствовала тяжёлый тупой удар. Видимо, я ударилась о капот машины.
Скорее всего, водитель не успел набрать скорость, так как удар был не сильный, а именно тупой. К тому же на дорогах внутри городов в Германии ездят со скоростью 50 км/час. А затем перед моими глазами всё закружилось: люди, деревья, дома, рекламные вывески. Что было дальше — хоть убей, не помню.
Глядя на меня с невыразимым сочувствием в глазах, учитель музыки передал мне события этого дня. Оказывается, за тройняшками в музыкальную школу заехала моя родственница тётя Лена, чтоб забрать их к себе в Майнц.
Своих детей у тёти Лены нет, муж умер, поэтому моих озорников она обожает. Накануне мы с тётей обсуждали, что малыши проведут у неё выходные. Но тётя Лена не была уверена, что сможет приехать во Франкфурт. В итоге мы так и не решили: то ли она приедет в город, то ли я поеду в Майнц, и отложили этот вопрос на потом. Но, со слов учителя музыки, моя родственница со своими делами разобралась и приехала в город без звонка.
Вверив на попечение тёти Лены детей, господин Мюллер вышел из школы и набрал меня, чтобы сообщить, что я могу не беспокоиться. Однако я на его звонок не ответила (наверное, из-за шума на улице просто не услышала). И тогда он пошёл к стоянке супермаркета.
Но когда господин Мюллер остановился на перекрёстке, он увидел меня и помахал рукой в знак приветствия. Но я его не заметила и кинулась перебегать дорогу. И вот тут-то на меня наехал стоявший в крайнем ряду автомобиль. Мне крупно повезло, что это был любимчик местных жителей — старый добрый Фольксваген Жук, очень компактная машина. Ведь если бы на его месте оказался более габаритный автомобиль, боюсь, я не отделалась так дешёво.
А так я получила небольшое сотрясение мозга и ушибы колен. Ну и ещё отключилась на какое-то время. К счастью, в соседнем ряду ехала карета скорой помощи, которая, не теряя времени, загрузила меня внутрь, благо больница находилась рядом. По просьбе господина Мюллера, который назвался моим хорошим знакомым, доктор позволил ему сопровождать меня в поездке. Позвонить тёте Лене он, к счастью, не догадался. Только этого не хватало, чтобы она беспокоилась! Я — сильная, и сама со всем справлюсь.
Рассказывая мне эту историю, учитель музыки чуть ли не светился от счастья, что всё, в общем-то, обошлось. А у меня, когда я смогла восстановить в памяти события дня, вертелся на языке один вопрос: Где Сафаров? Он, что — бросил меня на произвол судьбы? Или к тому моменту успел уехать и ничего не видел? Но, как спросить об этом, я не знала. Всё-таки для господина Мюллера я прежде всего мама его учеников. А статус обязывает к серьёзности.
Тут в палату вошёл доктор, и господину Мюллеру пришлось выйти. Осмотрев меня, врач сказал, что я родилась в рубашке, и что к вечеру, если всё будет нормально, меня выпишут. Я сообщила, что являюсь медсестрой, поэтому сразу смогу понять, есть проблемы, или нет. Доктор довольно закивал головой и сказал, что он прикажет подготовить все необходимые документы для оформления страховки и листа с рекомендациями. Я осталась одна.
Но через несколько минут врач снова переступил порог моей палаты. Теперь он выглядел растерянным, поскольку не понимал, как поступить в данной ситуации. А я слушала его и не верила собственным ушам.
Оказывается, за дверью моей палаты препирались двое мужчин. Они оба держали в руках цветы, и громко спорили, кто должен первым войти к фрау Вебер. Я сразу догадалась, что речь идёт о Сафарове и учителе музыки. Видимо, пока господин Мюллер ходил за цветами, в больнице появился Сафаров, а пока доктор меня осматривал, учитель музыки его нагнал.
Однажды один умный человек задался вопросом: “Что наша жизнь?”. И сам же ответил на него: “Игра!”. А я бы сказала по-другому: “И смех, и грех”.
Уж не знаю, ради чего учитель музыки возится со мной, но то, что Сафаров не проехал мимо, несмотря на наши неприязненные отношения, очень приятно. Кто знает? Может, он меня (то есть, конечно же, фрау Вебер) даже приревнует? Ведь, если на господина Мюллера посмотреть под правильным углом зрения, то он — мужчина ничего.
Естественно, я не хотела бы показаться в глазах того или другого вертихвосткой. Но, если честно, порой мне тоже хочется почувствовать себя просто женщиной…
Сафаров в бешенстве