– Прошлой осенью я навестил его… тайно ото всех, разумеется. Он помог мне деньгами. А я, жалкий беглый раб, уже никогда ничем не смогу помочь своему старику.
– Вот, возьми, – сказал Варий, сняв с себя пояс с деньгами и протянув его Эгнацию. – Отдашь отцу. Мне деньги больше ни к чему. Здесь осталось пятнадцать золотых филиппиков и около тридцати денариев серебром.
– От всего сердца благодарю тебя, Варий! – растроганно проговорил Эгнаций, принимая от Вария щедрый подарок.
Некоторое время все шли молча.
Первым заговорил Эвгеней, обратившись к Варию:
– Ты уверен в том, что твой друг с Крита выполнит свое обещание?
– Он сделает все возможное, чтобы доставить нам закупленное им на Крите оружие. Кроме того, я рассчитываю на большую партию вооружения, которое обещал прислать Требаций.
При его последних словах Герий Каннуний, внимательно прислушивавшийся к этому разговору, с удивлением взглянул на бывшего квестора Фрегелл, словно хотел у него о чем-то спросить, но сдержался и устремил задумчивый взгляд в сторону поселка, который был уже недалеко.
Поселок изгнанников представлял собой жалкое зрелище. Многие хижины были с глинобитными стенами и двускатными крышами, покрытыми соломой, напоминая собой солдатские бараки в зимнем римском лагере. Лишь несколько каменных домов с воронкообразными крышами свидетельствовали о том, что здесь поселились выходцы из Италии.
Колония так и не получила своего названия. Фрегеллийцы всегда считали это место своим временным пристанищем, а самих себя мучениками за общее дело Италии. За двадцать лет никому из них не пришло в голову построить посреди поселка хотя бы небольшой храм. Изгнанники больше не молились богам и не приносили им жертв. Видимо, и сами боги, словно сознавая свою вину перед ними за то, что не уберегли от гибели один из цветущих италийских городов, не вмешивались больше в дела людей, доживавших свой век в этом глухом месте.
– Я прошу тебя сегодня быть моим глашатаем, – обратился Варий к Герию Каннунию. – Обойди всех и скажи, что я принес неутешительные вести от наших друзей в Италии. Пусть все соберутся на площади.
– Сделаю, как ты сказал, – сказал Каннуний.
Маний Эгнаций презрительно скривил губы.
– Представляю, как вытянутся лица у моих дорогих земляков, когда они услышат, что вся Италия теперь вечно будет плясать под дудку римлян…
– Погоди, Эгнаций, – остановил его Варий. – Кто знает, может быть, то, что я им собираюсь сказать, поможет многим из них избавиться от своих прежних иллюзий, и они поддержат нас…
– Сомневаюсь, – усмехнулся Эгнаций.
– Во всяком случае, я заставлю их призадуматься, а там… пусть решают сами.
Вскоре они добрались до поселка и вышли на небольшую площадь, предназначенную для общих собраний колонистов.
На площади кучкой стояли пять или шесть человек, о чем-то толковавших между собой. Завидев и узнав Вария, они поспешили к нему навстречу и, обменявшись с ним дружескими рукопожатиями, засыпали вопросами:
– С прибытием, Квинт Варий!..
– Какие вести с дороги?..
– Давно тебя не было видно…
– Был ли ты в Новой Фабратерии?..
– Виделся ли с моими сестрами?..
– Как там мой сынишка? Наверное, теперь уж его не узнать…
– Встречался ли с кем-нибудь из наших в Аускуле или в Корфинии? Что тебе там сказали?..
– А что в Риме? Неужели там до сих пор никто не осмелился замолвить за нас слово?..
На некоторые вопросы Варий отвечал короткими фразами:
– Нет, в Новой Фабратерии я не был… Встречался со многими и в Аускуле, и в Корфинии, но ничего хорошего там не услышал… Скажу еще об этом… О чем ты спрашиваешь? В Риме говорят только о кимврах и галлах…
Весть о прибытии Вария быстро разнеслась по всему поселку. Со всех сторон на площадь сходились люди.
Одним из первых прибежал отец Эгнация, которому сообщили, что сын его пришел вместе с Варием.
– Сын! Мой сын! – задыхаясь от бега, повторял старик, из глаз которого катились слезы.
– Здравствуй, отец! – сказал Эгнаций, обнимая его.
Толпа росла на глазах.
Когда все обитатели поселка собрались на площади, Варий взобрался на шаткий деревянный помост, служивший ораторской трибуной во время общих сходок.