– О, если бы вы могли сейчас посмотреть на себя со стороны, отцы-сенаторы! – продолжал Сатир, играя своим мечом. – Какие мерзкие и глупые рожи у вас – плюнуть хочется! Не такого зрелища вы ожидали! А ваши увальни способны кого-нибудь позабавить только своим трусливым бегством…
Он еще не успел договорить, как из строя гладиаторов выбежали навстречу стражникам пятьдесят «ретиариев» и забросали их своими сетями. И хотя они не были обучены приемам обращения с сетями, им удалось запутать в них несколько десятков стражников, скученных на небольшом пространстве. На остальных же, пришедших в полное замешательство, яростно набросились «секуторы», «самниты» и «фракийцы», разя их своими мечами. Стражники сопротивлялись недолго. На них вдруг напал непреодолимый страх. Побросав щиты и копья, они обратились вспять. На песке арены корчились раненые, испуская пронзительные крики. Запутавшихся в сетях стражей «ретиарии» без жалости закалывали своими трезубцами.
Собравшись все вместе неподалеку от оппидума, гладиаторы стали прощаться друг с другом. В цирке вдруг наступила могильная тишина. Зрители, затаив дыхание, ждали кровавой развязки происходившего у них на глазах невиданного зрелища.
Первыми приняли смерть «ретиарии». Кинув на арену трезубцы, они подставили себя под удары мечей товарищей, которые старались поразить их в самое сердце, чтобы избавить от длительной агонии. Все «ретиарии» умерли, не проронив ни звука. Затем наступил черед полусотни конных «андабатов», которые должны были сражаться друг с другом вслепую, в шлемах с глухими забралами, без отверстий для глаз. Пешие гладиаторы помогли им слезть с коней и почти одновременно пронзили их мечами.
– Прощай, Сатир! В царстве теней мы будем неразлучны! – крикнул Алгальс и, приставив к груди острие меча, бросился на него всей тяжестью своего мощного тела. Он умер мгновенно, не испытав мучений.
С такой же решительностью покончили с собой все остальные: одни, по примеру Алгальса, падали грудью на острия своих мечей, другие поражали себя верными ударами в сердце.
Подняв над головой меч, Сатир повернулся лицом к зрителям.
– Рукоплещите! – крикнул он.
И с силой вонзил меч в грудь.
«Последним заколол себя Сатир, – писал Диодор Сицилийский, завершая свой рассказ. – Невольническая война в Сицилии, продолжаясь около четырех лет, имела такой трагический конец».