Триокала. Исторический роман

Но до самого выхода гладиаторов на арену никаких признаков мятежа не было замечено. Бойцы в порядке, установленном организаторами игр, выступили на арену и были встречены громом аплодисментов и радостными кликами. На оппидуме уже собрались магистраты и сенаторы. Проконсул Сицилии Маний Аквилий явился в цирк вместе со своим другом консулом Гаем Марием. Оба были в превосходном настроении.

Рядом со вторым консулом этого года Луцием Валерием Флакком на скамьях оппидума расположились претор Гай Сервилий Главция и народный трибун Луций Апулей Сатурнин. Они вели между собой оживленную беседу, обсуждая законопроекты Сатурнина о наделении ветеранов земельными участками в захваченных галльских областях и о хлебных раздачах беднейшим римским гражданам. Немного поодаль от них восседали на своих скамьях принцепс сената Марк Эмилий Скавр, консуляр и цензорий Квинт Цецилий Метелл Нумидийский и наиболее решительные противники популяров, причем Метелл, по своему обыкновению, высказывался резко и вызывающе, чтобы слова его доносились до Главции и Сатурнина, самых ненавистных ему после Мария. Он говорил о том, что популяры лезут вон из кожи, стараясь привлечь на свою сторону ветеранов и отбросы плебса, но у них ничего не получится, потому что большинство сенаторов и порядочных граждан против законов Сатурнина.

– Я скорее предпочту уйти в изгнание, чем присягнуть на верность этим законам, если они будут приняты! – воскликнул он, отвечая принцепсу сената, который обмолвился, что в этом деле оптиматам, видимо, придется уступить.

В этот момент на арене цирка началось что-то необъяснимое. Шедший впереди колонны гладиаторов высокий «самнит», поравнявшись с оппидумом, поднял над головой зажатый в руке меч, и все пары бойцов разом остановились. Ликующие вопли зрителей постепенно стихали, сменяясь удивленным гулом.

– Что это там творится? – недоуменно спросил у Аквилия Марий, кивнув в сторону арены.

– Об этом следует узнать у курульных эдилов, которым поручено устройство игр, – хмурясь в предчувствии недоброго, отозвался Аквилий.

– Возможно, эдилы решили поразвлечь нас чем-то экстраординарным! – беззаботно предположил Главция.

– По-моему, ты ошибаешься, мой Главция, – озабоченно произнес Сатурнин, глядя, как гладиаторы быстро сходятся в одном месте, собираясь толпой в двадцати шагах от оппидума. – Я начинаю думать, что эти молодцы не очень настроены сражаться.

– Они что-то задумали! – воскликнул кто-то из сенаторов.

Среди зрителей началось замешательство. Кое-кто из матрон, сидевших на передних скамьях, подхватывали своих детей и поспешно пробирались к выходу. Люди, вскакивая с мест, громко призывали стражников, которые еще плохо соображали, что происходит на арене.

Сатир вышел на свободное пространство перед оппидумом и зычно крикнул, обращаясь к зрителям:

– Эй, тише, успокойтесь, римляне! Ревете, как жертвенные быки перед закланием! Замолкните, презренные!..

Шум толпы стал постепенно стихать. Сатир, подождав еще немного, заговорил громко и внятно:

– Дайте нам, римляне, напоследок сказать несколько слов вашим консулам, преторам, эдилам и всей своре ваших кровожадных отцов-сенаторов, которые в полном составе явились в цирк, чтобы насладиться любимым зрелищем! Я должен огорчить всех вас. Сегодня представление не состоится! Не в вашей власти заставить людей более храбрых, более мужественных и более достойных, чем вы, биться друг с другом, чтобы доставить удовольствие своим ненавистным врагам… Ты слышишь меня, Маний Аквилий? – возвысив голос, обратился Сатир лицом к оппидуму. – Ты, клятвенно обещавший нам жизнь и свободу, коварно обманул нас и тем самым оскорбил бессмертных богов. Ты думал обмануть и своих сограждан, бросив нас на арену, чтобы избавиться от свидетелей твоей подлости. Но, клянусь Юпитером, сегодня весь Рим и весь мир узнает правду! Слышишь меня, клятвопреступник! Поправший божеские и человеческие законы, ты проклят богами отныне и во веки веков! Я, Сатир из Тарента, предсказываю тебе позорный и страшный конец! Помни об этом, подлейший из людей!146

Сатир швырнул свой щит к подножию оппидума, на скамьях которого растерянные и безмолвные сенаторы не могли прийти в себя от неожиданности случившегося – они словно оцепенели. Курульный эдил, распорядитель игр, первым обрел дар речи.

– Эй, стража! – завопил он, вскочив со своего места. – Чего смотрите? Заткните рот наглецу! Прикончите его!.. Эй, лорарии! Заставьте сражаться этих варваров!

– Напрасно горло дерешь, толстопузый! – воскликнул Сатир, устремив горящий ненавистью взор на оппидум. – Разве ты не видишь? У твоих стражей от страха ноги отнялись… Или я ошибаюсь? Ну же! Смелее, квириты! Покажите свою хваленую доблесть! Попробуйте заставить нас сражаться!..

Его издевательские призывы возымели действие. Около сотни стражников, облаченных в стальные латы, высыпали на арену, сжимая в руках длинные копья и прикрывая себя большими прямоугольными щитами. Они медленно и неуверенно двинулись к гладиаторам, которые уже выстроились в каре перед оппидумом.