— Я так хочу избавить тебя от этой боли, — от поцелуев чёрных волос, Лиза перешла на шею. Мелани положила ладони на её плечи, но не спешила отталкивать.
Их лица отделяли миллиметры. Глаза химеры лучились теплом:
— Лиза, — губы мягкие неуверенные дрожащие накрыли губы первой, кто пожелал её.
А Лиза уже не могла сдерживаться. Никто ранее не вызывал в ней такой страсти. Для трёста близость — не только слияние тел, это желание полностью познать любимого. Нити, пускаемые в чужие сердца, тянулись к Мелани, оплетая обломки несбывшихся желаний, осколки любви и находили провалы от пожранных воспоминаний и выпитых чувств. Вот почему Мастер скрывал своё имя. Он питался детской памятью, взамен делая своих невинных жертв по силе равными фэйри.
Никто так и не полюбил Мелани за десятки лет жизни. Хозяева относились к ней, как в вещи — красивой очень полезной, но не более. Трёстов отпугивала непостижимая боль, а больше никто не мог стать ближе к Мелани. Но её душа оставалась человеческой, просто привыкшей к страданию и сохранявшей слабую надежду.
Трёсты, как и волки, выбирали себе одну пару на всю жизнь, но по совершенно разным причинам. Осторожно касаясь и сдерживая голод выпить страдание до дна, что означало бы для Мелани смерть, Лиза дарила ей тепло, открывала всю себя, чего не делала ни перед кем. Волки дарят паре безграничную преданность, трёсты позволяют касаться их сердца через собственные нити.
Пока Морриган выбирала для химеры нового хозяина, они виделись каждый день, и позволяли всю большую близость, но медовый месяц не продлился и недели.
Лиза ходила к Морриган, но предводительница тёмных фэйри даже слушать не хотела о возможности найма химеры.
Хозяева менялись иногда раз в пару месяцев, иногда — раз в несколько лет. Лиза ловила любую возможность побыть с Мелани, но они происходили слишком редко. Казалось, только чудо могло бы разрушить зависимость химеры от фэйри.
Наконец, Лизе повезло. Она заметила Мелани, едва свернув на новую улицу. Химера действительно сверкала, хотя сидела на каких-то картонках в мрачной подворотне.
— Лиза?
Трёст не могла говорить, находясь рядом с таким мощным источником боли. Человек её точно не выдержал бы. Лиза опустилась на колени, расстегнула кожаную куртку Мелани и положила руку на обтянутую водолазкой грудь.
Девушка бессильно откинулась на грязную кирпичную стену, разукрашенную граффити.
— Лиза, — она вцепилась в предплечья утешительницы дрожащими руками. — Так больно.
— Плохо дело. Эта дыра в сердце стала расти, — не прерывая контакта, Лиза спросила, надеясь на последнюю возможность. — У тебя кольцо?
Мелани кивнула сильно задранной головой и вытащила драгоценность из кармана куртки.
— Прости, я почему-то не могла отдать его Морриган...
— Тише, просто отдай его мне, — правой рукой Лиза кое-как взяла кольцо и натянула на указательный палец. Алый камень в оправе был очень тёплым и еле заметно пульсировал. Она коснулась им своей светящейся белым руки, ещё не зная, сможет ли поглотить такую боль.
Лиза постаралась усыпить Мелани, осталось только сплавить рубин и сердце химеры. Оказалось, и не надо ничего изобретать — только поддерживать контакт, камень сам стремился обратно к источнику, из которого Мастер извлёк его много лет назад.
Процесс воссоединения занял немало времени. Оставалось порадоваться, что никто не заглянул в эту подворотню. А если бы и заглянул, то предпочёл бы поскорее забыть промокшую ведьму с горящими зелёными глазами и белый свет от груди неподвижно лежащей перед ней девушки, из которой будто вытягивали саму душу. Но Лиза поедала её боль.
Тоска по последней хозяйке. Бессильная ненависть к Морриган. Чувства к Лизе. Не надо больше страдать.
Прошло не меньше часа. Энергии через край, а на тонком золотом кольце осталась нетронутая, но пустая оправа.
Мелани спала. Она очень ослабла, но впервые жизни трёст не чувствовала странного источника непреходящей тоски. Наконец-то химера стала цельной.
Осторожно поддерживая спящее тело Мелани, Лиза позвонила Кензи. Вскоре разваливающаяся машина стояла рядом. Бо легко перенесла ослабленную химеру на заднее сидение. Лиза устроила её голову у себя на коленях.
— Отвезите нас к доктору. И спасибо, вы заслужили плату.
— Да мы ведь только...
— Да-да, всегда, пожалуйста, — Кензи, перебивая подругу, уже протягивала руки к пригоршне серебряных монет, которые копились у трёста четвёртый век.
— Найди им применение.
— Не вопрос! С довольным лицом сыщица подставила ладошки и с сомнением посмотрела на потемневшее от времени серебро. Были тут и новые сверкающие монеты. Но Кензи прекрасно понимала, что старинные деньги можно сбыть намного дороже. — Это ж сколько будет? — от шока она задала вопрос по-русски.
— Тысяч на триста. Долларов, разумеется, — на том же языке ответила Лиза. — Может, и больше.
До самого офиса Морриган Кензи обзванивала своих знакомых, уточняя стоимость монеток, выпущенных века назад в разных странах Европы. После каждого звонка глаза её становились всё больше.