«Буквально в тот день, как ты уехал, – говорил он, дымя сигаретой, – было уже темно, когда все наши разошлись из кабака, остались только мы с Димкой Хышовым (ты его знаешь – сменный буровой мастер из Семипалатинского техникума), он тогда стал победителем – больше всех выпил пива. Рядом с нами за столом оказался какой-то незнакомый мужик. Мы были поддатые, но не настолько, чтобы сосредоточиться на том, каким образом расходиться по домам. Разговорились. Мужик, размахивая руками (он был высок и долговяз и потому руки его при движении шибко выделялись), говорил: – А приехал я сюда к женщине, которую мне рекомендовали знающие люди. Беда моя в том, что у меня половой орган не в меру большой. Не смейтесь – вам смех, а мне горе, – ни одна баба его не выдерживает, уходит. К счастью, здесь мне нашли как раз ту, какая необходима. К тому же, и пятки, говорят, у неё потресканы, и сама она крепка собой. – А причём здесь пятки? – удивились мы. – При том, что у таких женщин ..зда, как поётся в песне. «широка, и глубока». В общем, мне посоветовали приехать сюда. Дождусь утра, и пойду к ней, желанной и долгожданной.
– Ну, дядя, ты так говоришь, что прямо любопытно стало, – заинтересовались мы.
– Не верите? Могу и показать! – решительно отозвался он. – Хотите удостовериться, убедиться? Идёмте.
Мы поднялись из-за стола и направились за ним. Выйдя наружу, он подвёл нас к окнам вокзала, освящённым изнутри. Благо, вокзал наш небольшой и окна встроены низко над землёй.
Тут он расстегнул портки и вытащил своё сокровище. Мы не то чтобы очумели от размеров его причиндала, но сдержанно, чтоб не обидеть, проявили не очень бурное изумление.
– Это сейчас он такой, – заговорил, возбуждаясь, мужик, – а как встанет – это же Сила!
На слове «сила» он сделал особое ударение.
Собственно, на этом наши «смотрины» и общение с ним завершились. Мужик застегнул штаны и пошёл в здание вокзала дожидаться утра, чтобы «осчастливить» при встрече свою новую зазнобу, а заодно и устроить свою бесприютную жизнь.
Вслед за ним и Димка Хышов ушёл к поварихе Аньке, которая, как и он, приехала из бурового отряда на побудку…
Я остался один, в общагу идти не хотелось. Некоторое время находился в состоянии замешательства, что предпринять дальше. И тут на слабо освещённой привокзальной площади вырисовался движущийся силуэт сухопарой женщины. Не долго думая, находясь ещё под парами выпитого пива, я решительно направился в сторону незнакомки. – Простите, уважаемая, – обратился я к ней, – не могли бы вы познакомить меня с какой-нибудь девушкой, ведь вы местная, не так ли?.. – Что, сильно охота? – резко отозвалась женщина, а потом, уже более миролюбиво, добавила с усмешкой: – Приспичило, что ли?
– Это точно. Так оно и есть, – выдохнул я. Завязался диалог:
– Девушку подавай ему, а старуху не хочешь?
– Старуху? – насторожился я. – А ты что, старуха? И тоже не против?
– Да, – чуть слышно произнесла она.
– А где? – уцепился за идею я.
– Да хоть бы здесь, – указала она на уличный сортир.
– Нет, в туалете не годится! – решительно возразил я.
– Тогда иди за мной…
И я пошёл за ней через кусты в привокзальную темень.
– Здесь можно, – сказала она, уверенно скинула куртку и постелила прямо на землю пустыря в небольшом углублении. Дрожа от возбуждения, я быстро оголился и молча утолил своё утробное желание…
С утра следующего дня полевые геологи разъехались по отрядам. Я тоже отбыл на буровую вышку, где в обычном порядке замерил необходимые параметры проходки скважины, описал поднятую из недр породу, отобрал пробы воды и грунта и, заполнив журналы, привёл в порядок документацию.
…И вот я, освободившись от дел, уже лежу «на груди» у цветущей и благоухающей степи, сплошь покрытой алыми маками. Подо мной бархат нежной зелёной травки, а в безоблачном синем небе жаворонок. Он завис высоко надо мной, трепеща крылышками, и поёт, захлёбываясь собственной песней. Я замер, хотя сердце моё колотилось сильно. Кругом маки, палатки и я среди этой благодати, с задранной вверх головой. Большего ощущения счастья я ещё не испытывал…
Нахлынули воспоминания. Ведь я ещё вчера встречался с таинственной женщиной. И не только встречался, но и был близок с ней. Хотя, что я могу сказать о сухопарой старушке, явившейся в ночной полутьме? Будто ничего и не было, и это не я на привокзальном пустыре усладил свою страсть. Я даже не обнял её, не ощутил, какая стать, какое у неё тело, какие руки, не заглянул в глаза. Мне стало грустно, ведь я молод и жажду любви, а сам, вот, к примеру, сейчас, когда её нет уже рядом, не могу даже представить её. Всё так нелепо произошло…
И я твёрдо решил, ещё раз встретиться с ней, чтобы воскресить её в своём воображении, закрепить и оставить хотя бы в памяти образ её, как оставляли след в сознании моём другие девушки…